Изложим, по возможности, сущность учения старца о. Леонида.

Всем и каждому он внушал, что нелегко достается душевное спасение ищущим его. Нередко Старец в подтверждение сей истины повторял простую, сложенную им поговорку: «Душу спасти – не лапоть сплести». – В самом деле, приходит из мира человек гордый, тщеславный, самолюбивый, сластолюбивый, сребролюбивый, веществолюбивый. Сердце его – это море великое и пространное; тамо гады, им же несть числа. Или – это нива, вся заросшая тернием. Нужно это терние очистить, насадить семена благие и озаботиться, чтобы они выросли и принесли добрые плоды, конечно, при помощи вседействующей благодати Божией. Сколько тут требуется трудов, и знания, и умения в этом, превышающем обыкновенные силы человеческие, деле! – Потому, когда один из учеников старца о. Леонида задался такой мыслью, почему ему не случалось видеть от своего Батюшки чудес, тогда как от других братий он часто о сем слышал, и когда он пришел к Старцу с намерением открыть ему этот свой помысл, – Старец, преподав ему благословение, сказал: «А это разве не чудо, чтобы обтесать такой базарный пень (разумея пришедшего брата), из которого со временем выйдет что-нибудь хорошее и годное!» Имя брата сего было Александр, впоследствии иеросхимонах Антоний, известный своею благочестивой жизнью духовник Киево-Печерской Лавры, скончавшийся 10-го октября 1880 г. Родом был из малоархангельских мещан, по фамилии Медведев.

Главное свое внимание и заботу старец о. Леонид обращал на своих ближайших учеников. Не увлекаясь стремлением к мнимому высокому жительству и не ища прежде времени великих Божиих дарований, он как сперва сам шел, так потом и духовных своих детей вел безопасным путем, указанным в писаниях богомудрых наставников монашества, которые учат, что новоначальному Христову подвижнику прежде всего должно заботиться о познании себя и об укрощении своих страстей. Посему Старец особенно обращал зоркое внимание на душевные страсти тех, кто к нему относился, и научал всех следить за оными, не действовать по внушению и влечению их, а, призывая Божию помощь, противоборствовать им; прежде же всего не оправдывать их и познавать свою душевную немощь; к благим начинаниям не примешивать тщеславия, человекоугодия или другого какого-либо нечистого побуждения, а искренно и с чистым произволением, нелукавой простотой и незлобием служить Единому Господу, как сам он писал в одном письме.

Не слишком Старец остерегался, где нужно было, затронуть самолюбие своих духовных детей. Напротив, все его обращение с ними направлено было к искоренению этого скрытого, но губительного порока. Прикрывая свою духовную мудрость и смиряя себя, он в то же время умел смирять и других. Он хорошо знал, как и чем кого пристыдить и вразумить, чтобы наставление подействовало на кого следовало и было для него чувствительно; но вместе до тонкости понимал, кто что может понести, и как и чем кого утешить и успокоить. При видимой простоте, а иногда и как бы грубости, обращение его никого не оскорбляло и в этом отношении представляло совершенную противоположность тому, что видим мы у людей, на которых нередко исполняется псаломское слово: умякнуша словеса их паче елея, и та суть стрелы. У старца о. Леонида, напротив, в формах, по видимому иногда резких, высказывалась всегда святая истина и видна была незлобивая и любящая душа и отеческая заботливость о спасении духовных его детей.

«Бывало, – так рассказывал один ученик Старца, – Батюшка сделает мне такой строгий и грозный выговор, что едва на ногах устою; но тут же и сам смирится, как дитя, и так умиротворит и утешит, что на душе сделается легко и отрадно; и уйдешь от него мирный и веселый, как будто Батюшка меня хвалил, а не укорял».

Старцу о. Леониду не нравились, как он в одном письме выразился, ученого штиля политика и душевного человечества художественное сообращение. «Ребята! За что купил, за то и продавай», – говаривал он своим ученикам, научая их держаться простого, открытого, непринужденного обращения, в котором бы не было ничего поддельного и затаенного. «Если бы ты был, яко апостол, простосердечен, – сказал он однажды приближенному своему ученику, – если бы ты не скрывал своих человеческих недостатков, не притворял бы себе особенного благоговения, ходил бы не лицемерствуя, – то этот путь ближайший ко спасению и привлекающий благодать Божию. Непритворство, нековарство, откровенность души, – вот что приятно смиренному сердцем Господу: Аще не будете яко дети, не внидете в Царство Божие»^.

Потому учениками старца о. Леонида не могли быть люди лукавые или политики (лицемеры). Они не выдерживали его взгляда и хотя прилеплялись к нему, но ненадолго. Скрепя сердце, они скоро отбегали от этого ученика Христова, увидев на деле, что притворная мирская вежливость и лживая почтительность непригодны для келлии Старца, где воцарилась духовная простота и младенчество христианское. Все веровали, что обмануть о. Леонида невозможно ни изворотами ловкой лжи, ни притворным смиреннословием. Старец знал цену всяких наружных изъявлений. Он не любил, если кто, придавая важность тому, в чем нет особенной важности, хотя бы без лукавства и лицемерия, усиленно выражал в словах и внешних поступках свое смирение, усердие, благоговение. Отец Леонид называл это химерою. Однажды кто-то спросил его, что он разумеет под этим словом. Старец отвечал: «Видал ли ты, как цветут огурцы? Есть цвет настоящий и есть цвет без завязи, на котором не бывает огурца, т. е. пустоцвет. Это-то и есть химера». Старец желал, чтобы и духовное свое расположение к нему ученики его доказывали не наружными изъявлениями, а более исполнением его наставлений. – «Ты на лету хочешь схватить мои слова, – сказал он одному духовному своему сыну, – хочешь мимоходом спастись, наскоро научиться. Потому у тебя и восторги, целование батюшкина плеча или руки. А я при о. Феодоре был к нему без фанатизма (о. Леонид часто употреблял это слово); мысленно же готов был кланяться ему в ноги с сыновним почтением».

Особенно же Старец увещевал учеников своих хранить между собою взаимную любовь, мир и единомыслие. Часто он повторял трогательные слова Христовы: О сем разумеют ecu, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. 13, 35); и это были его любимые слова к близким своим ученикам.

Хотя сам старец о. Леонид был из простого звания и не получил внешнего образования, но умел ценить и отличать людей всякого звания, отдавая должную справедливость и внешним дарованиям при правильном и смиренном стремлении к духовной жизни.

Жалобы и доносы духовных своих детей на кого бы то ни было Старец всегда принимал с большой рассмотрительностью и осторожностью, многократно приводя в пример настоятеля Глинской пустыни о. Филарета, который был муж мудрый и духовный, но от излишней доверчивости к своим духовным чадам немало пострадал. Этот о. Филарет по поручению своего Курского преосвященного Евгения в 1821 г. составил устав для Борисовской женской пустыни и установил там хороший монастырский порядок, много способствовавший благоустройству обители, и потому имел в ней много духовных дочерей. Были в той же пустыни духовные дочери и старца о. Леонида. И хотя Леонидовых учениц числом было несравненно меньше, но они почему-то имели в обители бо́льшее значение и преимущество пред ученицами Филаретовыми, занимая высшие монастырские должности. Ученицы же о. Филарета за это возревновали и начали приносить ему жалобы на учениц о. Леонида, будто бы те по наставлению своего Старца держатся какого-то странного и неправильного учения.

По доверию к своим чадам духовным, о. Филарет не проверял их жалоб, а без рассмотрения передавал оные своему Владыке, который, наконец, поручил опытному протоиерею с настоятелем соседнего Хотмыжского монастыря произвести строгое дознание. Исследование дела кончилось в пользу учениц старца Леонида. Оказалось, что жалобы учениц о. Филарета были неосновательны и несправедливы. Тогда о. Филарету, установившему благоустроенный порядок в Борисовской пустыни, Курский преосвященный с негодованием сказал: «После этого чтобы и нога твоя не была в этой обители!» Припоминая этот случай, старец о. Леонид нередко повторял: «Поверь ревнивым деткам, – они тебе наскажут».

Относительно поста и прочих телесных подвигов старец о. Леонид наставлял своих учеников по совести исполнять все должное. И если кто самовольно нарушал положенные правила, Старец строго обличал того, говоря, что небрежение и в малом душевредно и ведет к пагубным последствиям. Но, с другой стороны, не одобрял, если кто все совершенство духовное заключал в соблюдении одних внешних правил монашеского жития и всех, слабых и крепких телесными силами, без разбора подводил под одно правило, или, оставив благоразумную умеренность, вдавался в чрезмерные телесные подвиги (например, ношение вериг), надеясь спастись как будто ими одними.

Благодетельно стали отражаться богомудрые наставления старца о. Леонида на оптинском братстве. Весь внутренний строй монастырской жизни стал изменяться. Ничего важного в монастыре не предпринималось и не делалось без благословения Старца. К его келлии ежедневно, особенно в вечерние часы, стекались вместе с скитскими и монастырские братия с душевными своими потребностями. Каждый спешил покаяться пред Старцем, в чем согрешил в продолжение дня делом, словом или помышлением, просить его совета и разрешения в встретившихся недоумениях, утешения в постигшей скорби, помощи и подкрепления во внутренней борьбе с страстями и с невидимыми врагами нашего спасения. Старец всех приглашал с отеческой любовью и всем преподавал слово опытного назидания и утешения. – И таким образом, оптинское братство мало-помалу начало совершенствоваться в нравственном отношении.

Житие Оптинского Старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва).

Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1994