В одном из храмов нашей Православной Церкви прихожане услышали следующее объявление из уст отца-настоятеля: «Отныне с исповедью у нас будет такой порядок: в понедельник исповедуемся, и потом всю неделю можно причащаться». Многие смутились и выразили несогласие с этим нововведением.
Кто же в данном случае прав: батюшка, поставленный Церковью блюсти чад Божиих, или народ, воспротивившийся новой практике? Согласно традиции Русской Церкви, перед каждым причащением Святых Христовых Таин православный христианин обязан очистить свою душу от грехов в Таинстве Исповеди. Ныне же некоторые модернистски настроенные священнослужители решили изменить веками устоявшийся порядок. Что потеряют или обретут православные верующие, если примут навязываемые реформы?
Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к наставлениям людей, живших богоугодно, – к наследию наших подвижников благочестия. В «Записках» приснопамятной Леушинской игумении Таисии (†1915) приводится ее видение, признанное духовным отцом матушки, святым праведным Иоанном Кронштадтским истинным, имеющим божественное происхождение. Этот эпизод позволяет трезво взглянуть на проблему Причащения без Исповеди. В предисловии к книге игумения Таисия описывает ситуацию, вызванную непониманием ее духовных запросов белым (женатым) священником, в тот момент окормлявшим матушку.
По указанной причине, исповедуясь, она не раскрывала перед ним подробно свои душевные язвы и немощи, а что-то утаивала. Таким образом, Таинство превратилось в формальность. И вот однажды Господь в сонном видении вразумил игумению. Матушка вспоминала: «После вечерни, которую я слушала в церкви, будто бы я осталась в ней поправлять лампады, чего на самом деле никогда не делала, потому что не несла послушание свечницы.
В церкви – сумеречный полумрак, глубокая тишина, никого нет. Я одна хожу с лампадами то к одной, то к другой иконе. Вдруг я увидела у себя на руках Младенца весьма малого, но такой неописуемой красоты, светлого, прозрачного – и сказать не могу, как Он хорош! Но, к великому моему изумлению, Он кажется мне мертвым. Я ужасаюсь этой мысли и думаю: „Откуда Он взялся у меня на руках?" На это слышу ответ, не знаю чей: „Из недр сердца твоего".
Чтобы лучше налюбоваться Им, ибо я понимала и чувствовала, что Он – не простой младенец, а Богомладенец, я поднесла Его к иконе Богоматери, помещавшейся точно так, как в Иверском монастыре Иверская икона – на колонне позади правого клироса, пред каковой горели особенно ярко лампады. Чем более я любуюсь Им, тем сильнее убеждаюсь, что это Богомладенец Иисус.
Я начинаю ходить с Ним по церкви, радуюсь, что никого нет – я заперта в церкви и, следовательно, никто не отымет Его от меня. Умиляюсь, обливаю Его слезами, прижимаю к сердцу, с величайшим благоговением лобызаю Его руки и ножки; и вдруг, обратив внимание на то, что он лежит на моих грязных от лампадной копоти и масла руках ничем не покрытый, обнаженный, совсем без одежды, я подумала: „Как же это я держу Богомладенца такими грязными руками? Да и рукава моего подрясника грязны и засалены. И все белье на мне грязно..." Я хочу переодеться и ищу, куда бы мне на время положить Богомладенца.
Иду опять к иконе Богоматери, против которой на противоположной стороне стоит скамья, на которой я и положила Его. Поспешно стала я раздеваться, но, увы, – ничего чистого не оказалось со мной, так что пришлось надевать на себя все прежнее – только что снятое с себя. Я еще более огорчилась, сознавая, что еще более загрязнила руки о нечистую свою одежду.
Вдруг мне вспомнилось, что у меня в кармане есть чистые новые носовые платки . Я тотчас достала их и одними накрыла рукава подрясника, начиная от плеч, другими обернула руки, чтобы снова принять Младенца. Обернувшись к колонне лицом, я встала на колена, чтобы взять Младенца, но, пораженная Его красотой, я все еще любовалась Им. И вдруг увидела на колонне белого цвета надпись красными кровяными буквами „Агнец, за мир закланный".
Это еще больше убедило меня и в том, что Он действительно не простой младенец, а Богомладенец Иисус, и в том, что Он мертв, а не спит. Еще с большим благоговением поклонившись Ему, я лобызала Его святые стопы и, простирая руки, чтобы взять Его, воскликнула: „Коима рукама прикоснуся нетленному Твоему Телу, Агнче Божий?" И что же? Мертвый Богомладенец милостиво, ласково взглянул на меня и произнес: „Теперь ты чувствуешь, каково принимать неочищенною совестию Агнца, за мир закланного?" Так премудро и милостиво вразумил меня Господь к должному приготовлению к принятию Святых Таин», – заключила свой рассказ игумения Таисия.
А теперь в свете вышеописанного взглянем на рассматриваемую нами проблему. Матушка Таисия сознавала свою греховность и исповедовалась (хоть и кратко, поверхностно) перед каждым принятием Святых Христовых Таин. Но Господь укорил ее в небрежении об очищении своей совести.
А что же изречет Богомладенец тем, которые дерзают причащаться вообще без какой-либо подготовки? И будет ли им Причащение «во оставление грехов и в жизнь вечную»? Не исполнится ли на таких горе-причастниках слово апостола: Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы (1 Кор. 11, 30)? Нам возразят: такова практика Элладской Церкви и общин «кочетковцев» (последователей известного модерниста священника Георгия Кочеткова. – Прим. ред.)!
Но если принятие с неочищенной совестью закланного за мир Агнца для греков и обновленцев в РПЦ – норма, то разве означает это, что сия пагубная измышленная «традиция» заслуживает подражания? «Мы имеем благословение священноначалия», – скажут наши оппоненты. Но разве тем дано благословение Божие на нововведения, противоречащие прежнему уставу и святоотеческому наследию?
И до тех пор, пока они не представят убедительных тому доказательств (что невозможно в принципе!), недопустимо извинять и принимать их модернистскую практику. Мы же можем привести еще множество примеров, когда Святые Отцы и подвижники благочестия запрещали приступать ко Причастию без очищения совести в Таинстве Покаяния.
В жизнеописании великого молитвенника и чудотворца, протоиерея Валентина Амфитеатрова есть весьма поучительный эпизод. Великое множество людей стремилось к нему на Исповедь, трудно было попасть. И вот одна прихожанка подумала: «А что, если подойти к Причастию без Исповеди, батюшка и так причастит, ведь не один же он исповедует, а также и отец Платон, почему он может узнать, исповедалась я или нет?»
Подумав так, она встала в очередь ко Святой Чаше. Но вдруг женщина услышала строгие слова праведника, обращенные к другой прихожанке, стоявшей немного впереди нее: «Ты у кого исповедовалась?!» Та молчала. Священник грозно повторил вопрос. Тогда женщина упала ему в ноги и призналась, что хотела дерзнуть причаститься без Исповеди. «Пошла вон из храма!» – строго произнес пастырь, и несчастная пулей вылетела прочь.
А женщина, стоявшая за ней, будучи вразумлена этой историей, уже не осмелилась искушать прозорливца и Господа Бога. Может показаться, что отец Валентин поступил жестоко. Но то, что прихожанка не исповедалась, открыл ему Сам Господь. И тогда – кто мы такие, чтобы оценивать действия угодников Божиих?
Добавим, что протоиерей Валентин был современником святого праведного Иоанна Кронштадтского; и когда к батюшке Иоанну приезжали люди из Москвы, он говорил им: «Что вы бегаете ко мне, у вас есть свой великий пастырь – отец Валентин, который лучше меня. К нему обращайтесь!»
Но главное – отец Валентин, изгнав ту женщину, этим самым спас ее от наказания Божия и вечной погибели за недостойное причащение. Вместе с тем он вразумил и всех присутствовавших, предупредив их от соблазна совершить по неразумию тяжкий грех.
А настоятель храма, с упоминания о котором мы начали свой рассказ, проявляя ложное человеколюбие, становится виновником духовной погибели своих прихожан и нарушителем святоотеческих заветов. Вот почему не прав этот священник, а народ, воспротивившийся ему, – безусловно, выразил волю Божию и проявил верность Христовой Церкви. Недаром же говорят: «Глас народа – глас Божий».
Максим Бойко.
Источник: «Православный Крест» 9.06.2019
Кто же в данном случае прав: батюшка, поставленный Церковью блюсти чад Божиих, или народ, воспротивившийся новой практике? Согласно традиции Русской Церкви, перед каждым причащением Святых Христовых Таин православный христианин обязан очистить свою душу от грехов в Таинстве Исповеди. Ныне же некоторые модернистски настроенные священнослужители решили изменить веками устоявшийся порядок. Что потеряют или обретут православные верующие, если примут навязываемые реформы?
Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к наставлениям людей, живших богоугодно, – к наследию наших подвижников благочестия. В «Записках» приснопамятной Леушинской игумении Таисии (†1915) приводится ее видение, признанное духовным отцом матушки, святым праведным Иоанном Кронштадтским истинным, имеющим божественное происхождение. Этот эпизод позволяет трезво взглянуть на проблему Причащения без Исповеди. В предисловии к книге игумения Таисия описывает ситуацию, вызванную непониманием ее духовных запросов белым (женатым) священником, в тот момент окормлявшим матушку.
По указанной причине, исповедуясь, она не раскрывала перед ним подробно свои душевные язвы и немощи, а что-то утаивала. Таким образом, Таинство превратилось в формальность. И вот однажды Господь в сонном видении вразумил игумению. Матушка вспоминала: «После вечерни, которую я слушала в церкви, будто бы я осталась в ней поправлять лампады, чего на самом деле никогда не делала, потому что не несла послушание свечницы.
В церкви – сумеречный полумрак, глубокая тишина, никого нет. Я одна хожу с лампадами то к одной, то к другой иконе. Вдруг я увидела у себя на руках Младенца весьма малого, но такой неописуемой красоты, светлого, прозрачного – и сказать не могу, как Он хорош! Но, к великому моему изумлению, Он кажется мне мертвым. Я ужасаюсь этой мысли и думаю: „Откуда Он взялся у меня на руках?" На это слышу ответ, не знаю чей: „Из недр сердца твоего".
Чтобы лучше налюбоваться Им, ибо я понимала и чувствовала, что Он – не простой младенец, а Богомладенец, я поднесла Его к иконе Богоматери, помещавшейся точно так, как в Иверском монастыре Иверская икона – на колонне позади правого клироса, пред каковой горели особенно ярко лампады. Чем более я любуюсь Им, тем сильнее убеждаюсь, что это Богомладенец Иисус.
Я начинаю ходить с Ним по церкви, радуюсь, что никого нет – я заперта в церкви и, следовательно, никто не отымет Его от меня. Умиляюсь, обливаю Его слезами, прижимаю к сердцу, с величайшим благоговением лобызаю Его руки и ножки; и вдруг, обратив внимание на то, что он лежит на моих грязных от лампадной копоти и масла руках ничем не покрытый, обнаженный, совсем без одежды, я подумала: „Как же это я держу Богомладенца такими грязными руками? Да и рукава моего подрясника грязны и засалены. И все белье на мне грязно..." Я хочу переодеться и ищу, куда бы мне на время положить Богомладенца.
Иду опять к иконе Богоматери, против которой на противоположной стороне стоит скамья, на которой я и положила Его. Поспешно стала я раздеваться, но, увы, – ничего чистого не оказалось со мной, так что пришлось надевать на себя все прежнее – только что снятое с себя. Я еще более огорчилась, сознавая, что еще более загрязнила руки о нечистую свою одежду.
Вдруг мне вспомнилось, что у меня в кармане есть чистые новые носовые платки . Я тотчас достала их и одними накрыла рукава подрясника, начиная от плеч, другими обернула руки, чтобы снова принять Младенца. Обернувшись к колонне лицом, я встала на колена, чтобы взять Младенца, но, пораженная Его красотой, я все еще любовалась Им. И вдруг увидела на колонне белого цвета надпись красными кровяными буквами „Агнец, за мир закланный".
Это еще больше убедило меня и в том, что Он действительно не простой младенец, а Богомладенец Иисус, и в том, что Он мертв, а не спит. Еще с большим благоговением поклонившись Ему, я лобызала Его святые стопы и, простирая руки, чтобы взять Его, воскликнула: „Коима рукама прикоснуся нетленному Твоему Телу, Агнче Божий?" И что же? Мертвый Богомладенец милостиво, ласково взглянул на меня и произнес: „Теперь ты чувствуешь, каково принимать неочищенною совестию Агнца, за мир закланного?" Так премудро и милостиво вразумил меня Господь к должному приготовлению к принятию Святых Таин», – заключила свой рассказ игумения Таисия.
А теперь в свете вышеописанного взглянем на рассматриваемую нами проблему. Матушка Таисия сознавала свою греховность и исповедовалась (хоть и кратко, поверхностно) перед каждым принятием Святых Христовых Таин. Но Господь укорил ее в небрежении об очищении своей совести.
А что же изречет Богомладенец тем, которые дерзают причащаться вообще без какой-либо подготовки? И будет ли им Причащение «во оставление грехов и в жизнь вечную»? Не исполнится ли на таких горе-причастниках слово апостола: Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы (1 Кор. 11, 30)? Нам возразят: такова практика Элладской Церкви и общин «кочетковцев» (последователей известного модерниста священника Георгия Кочеткова. – Прим. ред.)!
Но если принятие с неочищенной совестью закланного за мир Агнца для греков и обновленцев в РПЦ – норма, то разве означает это, что сия пагубная измышленная «традиция» заслуживает подражания? «Мы имеем благословение священноначалия», – скажут наши оппоненты. Но разве тем дано благословение Божие на нововведения, противоречащие прежнему уставу и святоотеческому наследию?
И до тех пор, пока они не представят убедительных тому доказательств (что невозможно в принципе!), недопустимо извинять и принимать их модернистскую практику. Мы же можем привести еще множество примеров, когда Святые Отцы и подвижники благочестия запрещали приступать ко Причастию без очищения совести в Таинстве Покаяния.
В жизнеописании великого молитвенника и чудотворца, протоиерея Валентина Амфитеатрова есть весьма поучительный эпизод. Великое множество людей стремилось к нему на Исповедь, трудно было попасть. И вот одна прихожанка подумала: «А что, если подойти к Причастию без Исповеди, батюшка и так причастит, ведь не один же он исповедует, а также и отец Платон, почему он может узнать, исповедалась я или нет?»
Подумав так, она встала в очередь ко Святой Чаше. Но вдруг женщина услышала строгие слова праведника, обращенные к другой прихожанке, стоявшей немного впереди нее: «Ты у кого исповедовалась?!» Та молчала. Священник грозно повторил вопрос. Тогда женщина упала ему в ноги и призналась, что хотела дерзнуть причаститься без Исповеди. «Пошла вон из храма!» – строго произнес пастырь, и несчастная пулей вылетела прочь.
А женщина, стоявшая за ней, будучи вразумлена этой историей, уже не осмелилась искушать прозорливца и Господа Бога. Может показаться, что отец Валентин поступил жестоко. Но то, что прихожанка не исповедалась, открыл ему Сам Господь. И тогда – кто мы такие, чтобы оценивать действия угодников Божиих?
Добавим, что протоиерей Валентин был современником святого праведного Иоанна Кронштадтского; и когда к батюшке Иоанну приезжали люди из Москвы, он говорил им: «Что вы бегаете ко мне, у вас есть свой великий пастырь – отец Валентин, который лучше меня. К нему обращайтесь!»
Но главное – отец Валентин, изгнав ту женщину, этим самым спас ее от наказания Божия и вечной погибели за недостойное причащение. Вместе с тем он вразумил и всех присутствовавших, предупредив их от соблазна совершить по неразумию тяжкий грех.
А настоятель храма, с упоминания о котором мы начали свой рассказ, проявляя ложное человеколюбие, становится виновником духовной погибели своих прихожан и нарушителем святоотеческих заветов. Вот почему не прав этот священник, а народ, воспротивившийся ему, – безусловно, выразил волю Божию и проявил верность Христовой Церкви. Недаром же говорят: «Глас народа – глас Божий».
Максим Бойко.
Источник: «Православный Крест» 9.06.2019