Много лет я был православным христианином, но о судьбе Царственных Мучеников не размышлял. И вот в 1986 году, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, после вечерней службы вернулся в свою комнату в большой коммунальной московской квартире, стал молиться, готовясь причаститься Святых Христовых Таин.
Вычитал правило, акафист Пресвятой Богородице в честь Ее чудотворного образа "Скоропослушница", особо чтимого мною. Лег спать далеко заполночь, стараясь не прекращать молитвенно обращаться к Матери Божией. Неожиданно в тонком сне все сильнее засиял свет лампадки перед иконой Богородицы, так что осветил всю комнату.
Я увидел перед собой Царя-Мученика Николая Александровича. Он был в полевой форме офицера Русской армии защитного цвета, на гимнастерке – погоны полковника, на голове – фуражка с высокой тульей. Сняв ее, Государь пригласил меня сесть к столу.
Чувство, испытанное мною, объяснить трудно. Мой отец – кадровый боевой офицер, летчик-истребитель, участник Финской кампании и Великой Отечественной войны, умер на 43-м году жизни, когда мне было всего 4 года. Увидев Государя, я испытал необыкновенное чувство его отеческой любви ко мне, и мое сердце исполнилось сыновней любви к Государю. Та любовь Государя была направлена не только ко мне, но и ко всем, кто к нему обращается. И было ясное осознание, что при земной жизни Государь питал эту любовь ко всем своим подданным.
Это чувство лучше всего можно объяснить словами "Царь-батюшка". Голубые, ясные глаза его поразили меня необычайной любовью и добротой. Такой любви мне не приходилось встречать ни у одного человека. Присев за стол вместе с Государем, я удостоился довольно длительной беседы, большая часть которой в настоящее время сокрыта от меня. Но отчетливо запомнились слова Царя-Мученика: "Передай всем: почему вы мне не молитесь?"
В беседе я спросил Государя: "Ведь это очень тяжко и страшно – погибать, когда при тебе убивают твоих детей?" На это Государь ответил: "Это в вашем земном разумении очень тяжко. На самом деле это мгновение, и мы все вместе предстали перед Христом". От этих слов я ощутил необыкновенное утешение и как бы увидел всю Царскую Семью в теплом белом сиянии, в белоснежных одеждах.
Но вслед за тем Государь дал понять, что на самом деле все происходило гораздо страшнее, чем мы себе представляем. И мое сердце охватила необычайная скорбь и сострадание. Очнулся я на подушке, обильно омоченной слезами, и слезы продолжали литься из глаз. Свет лампады становился все спокойнее. Я стал на колени перед иконой Пресвятой Богородицы и долго молился.
На следующий день я сказал своей сестре и знакомым, что все слухи, распространяемые о Государе, все, что о нем говорят, - ложь. У меня появилась совершенно ясная и глубокая любовь к Царю как к очень близкому и родному человеку. При этом было твердое чувство, что я знаю его гораздо лучше, чем многих из тех, с кем годами общался и дружил. В жизни мне встречалось много прекрасных и добрых людей, но равных Государю по душевной красоте и благородству я не встречал.
С тех пор мне стало легко говорить о Царственных Мучениках с православными людьми, но, встречаясь с противниками святости Государя, я испытываю боль и неловкость, как будто говорю о близком человеке с чужими людьми. Поэтому со временем я не всем, а лишь близким по духу стал передавать слова Государя: "Почему вы мне не молитесь?"
В то время в Издательском отделе Московской Патриархии работала Людмила В. После моего рассказа о видении она усомнилась в том, что таких необыкновенных, небесной доброты глаз нет ни у кого на земле. О своем сомнении она никому не сказала, но на следующий день пошла на Литургию в Донской монастырь. В тот день не было никакого повода говорить о Царе-Мученике, однако старенький игумен Даниил в своей проповеди неожиданно произнес: "А глаза у него были такие, каких нет ни у кого на земле!" И, взглянув пристально на Людмилу, добавил: "Да, да! Ни у кого на земле нет!"
Виктор Саулкин, иконописец. Цит. по кн. «Чудеса Царственных Мучеников»
Вычитал правило, акафист Пресвятой Богородице в честь Ее чудотворного образа "Скоропослушница", особо чтимого мною. Лег спать далеко заполночь, стараясь не прекращать молитвенно обращаться к Матери Божией. Неожиданно в тонком сне все сильнее засиял свет лампадки перед иконой Богородицы, так что осветил всю комнату.
Я увидел перед собой Царя-Мученика Николая Александровича. Он был в полевой форме офицера Русской армии защитного цвета, на гимнастерке – погоны полковника, на голове – фуражка с высокой тульей. Сняв ее, Государь пригласил меня сесть к столу.
Чувство, испытанное мною, объяснить трудно. Мой отец – кадровый боевой офицер, летчик-истребитель, участник Финской кампании и Великой Отечественной войны, умер на 43-м году жизни, когда мне было всего 4 года. Увидев Государя, я испытал необыкновенное чувство его отеческой любви ко мне, и мое сердце исполнилось сыновней любви к Государю. Та любовь Государя была направлена не только ко мне, но и ко всем, кто к нему обращается. И было ясное осознание, что при земной жизни Государь питал эту любовь ко всем своим подданным.
Это чувство лучше всего можно объяснить словами "Царь-батюшка". Голубые, ясные глаза его поразили меня необычайной любовью и добротой. Такой любви мне не приходилось встречать ни у одного человека. Присев за стол вместе с Государем, я удостоился довольно длительной беседы, большая часть которой в настоящее время сокрыта от меня. Но отчетливо запомнились слова Царя-Мученика: "Передай всем: почему вы мне не молитесь?"
В беседе я спросил Государя: "Ведь это очень тяжко и страшно – погибать, когда при тебе убивают твоих детей?" На это Государь ответил: "Это в вашем земном разумении очень тяжко. На самом деле это мгновение, и мы все вместе предстали перед Христом". От этих слов я ощутил необыкновенное утешение и как бы увидел всю Царскую Семью в теплом белом сиянии, в белоснежных одеждах.
Но вслед за тем Государь дал понять, что на самом деле все происходило гораздо страшнее, чем мы себе представляем. И мое сердце охватила необычайная скорбь и сострадание. Очнулся я на подушке, обильно омоченной слезами, и слезы продолжали литься из глаз. Свет лампады становился все спокойнее. Я стал на колени перед иконой Пресвятой Богородицы и долго молился.
На следующий день я сказал своей сестре и знакомым, что все слухи, распространяемые о Государе, все, что о нем говорят, - ложь. У меня появилась совершенно ясная и глубокая любовь к Царю как к очень близкому и родному человеку. При этом было твердое чувство, что я знаю его гораздо лучше, чем многих из тех, с кем годами общался и дружил. В жизни мне встречалось много прекрасных и добрых людей, но равных Государю по душевной красоте и благородству я не встречал.
С тех пор мне стало легко говорить о Царственных Мучениках с православными людьми, но, встречаясь с противниками святости Государя, я испытываю боль и неловкость, как будто говорю о близком человеке с чужими людьми. Поэтому со временем я не всем, а лишь близким по духу стал передавать слова Государя: "Почему вы мне не молитесь?"
В то время в Издательском отделе Московской Патриархии работала Людмила В. После моего рассказа о видении она усомнилась в том, что таких необыкновенных, небесной доброты глаз нет ни у кого на земле. О своем сомнении она никому не сказала, но на следующий день пошла на Литургию в Донской монастырь. В тот день не было никакого повода говорить о Царе-Мученике, однако старенький игумен Даниил в своей проповеди неожиданно произнес: "А глаза у него были такие, каких нет ни у кого на земле!" И, взглянув пристально на Людмилу, добавил: "Да, да! Ни у кого на земле нет!"
Виктор Саулкин, иконописец. Цит. по кн. «Чудеса Царственных Мучеников»