на главную

Герои Великой войны. Летчик Михаил Девятаев - личный враг Гитлера

Спустя много лет после Второй мировой войны в одной из европейских газет появилась статья бывшего узника концлагеря о выдающемся подвиге советского летчика Михаила ДЕВЯТАЕВА (1917-2002). В феврале 1945 года он, будучи в плену, сумел бежать и при этом угнал военный немецкий самолет со строго засекреченного полигона Пенемюнде. Девятаев улетел не один, но спас еще 10 заключенных, обреченных на смерть, в том числе и самого автора воспоминаний. После долгих поисков героя-летчика нашли в... ГУЛАГе. Сегодня наш рассказ о его подвиге, фантастическом по своей дерзости и единственном в своем роде. Не зря в мировой военной истории сложилось присловье: когда надо совершить невозможное, зовите русских. Это тот самый случай...

...Родом Девятаев из пензенской деревеньки, был тринадцатым ребенком в бедной крестьянской семье. Его отец умер от тифа, когда мальчику исполнилось два года. Впервые увидев самолет еще подростком, Михаил решил раз и навсегда: буду летчиком! Но путь к мечте оказался тернист: сначала учился в Казанском речном техникуме, работал речником и только потом окончил летное военное училище. В 1939г. вышел из его стен лейтенантом, и войну встретил в самые первые дни.

В одном из воздушных сражений на Украине, свалив на землю немецкий «мессер», Михаил был ранен в ногу, потерял много крови, однако сумел посадить машину. После лечения его фактически списали из скоростной авиации – дали назначение в полк легких самолетов У-2. До войны они выполняли роль учебных, но позже использовались в качестве ночных бомбардировщиков. На этом «небесном тихоходе» Девятаев не раз совершал бомбардировки вражеских позиций, доставлял в госпитали донорскую кровь, вывозил из тыла раненых партизан, но не терял надежды вернуться в истребительную авиацию.

Помог «уговорить медицину» и взял его в свою авиадивизию Александр ПОКРЫШКИН, к тому времени дважды Герой Советского Союза. Девятаева сбивали. В первый раз – на третий день войны. Тогда возле Минска он попал под огонь «мессершмитта» и выпрыгнул с парашютом из горящей машины. Не прояви он тогда находчивости, его жизнь окончилась бы уже в том бою, ибо «мессер» развернулся, готовясь его расстрелять. Но летчик стянул стропы и камнем понесся к земле. В ста метрах успел раскрыть парашют и так спасся. Прыгать ему приходилось потом еще не раз — и всегда успешно. Но один полет оказался роковым.

Это произошло 13 июня 1944 года, накануне наступления под Львовом. В тот день Девятаев сделал три боевых вылета. Поднявшись на закате солнца в четвертый, он увлекся неравным боем и не заметил, как из облака вынырнул немецкий истребитель. В тот же миг он ощутил, что его машина споткнулась, увидел языки пламени. Покидая горящий самолет, готовый в любую секунду взорваться, он сильно ударился о хвостовой стабилизатор... Очнулся в плену, в немецкой землянке.

Сначала с ним обошлись гуманно – перевязали рану, накормили, не тронули ордена. Но вскоре открылась причина такой «доброты» – немецкий офицер предложил ему, как и остальным захваченным авиаторам, перейти на сторону фашистов и воевать против Родины. «Среди летчиков предателей не найдете», – ответил Михаил, и отношение к нему резко переменилось. Оказавшись в фашистском концлагере у города Клейнкенигсберг, он решил бежать. Врач, тоже пленный, рассказал, что неподалеку находится аэродром. В воскресный день, когда немцы отдыхают и у машин остается только охрана, можно попытаться захватить самолет.

Но побег представлял особую трудность: вся территория лагеря простреливалась с вышек; вокруг ров, колючая проволока с током высокого напряжения. Тогда вместе с тремя друзьями-летчиками он надумал сделать подкоп прямо из своего барака на сваях. Рыли ложками, мисками, а землю выносили, рассыпая ровным слоем под дощатым полом барака. Работали ночью, наблюдая в щелку за часовым. Из детских рубашек нарвали ленты. Веревкой, привязанной к ноге «забойщика», подавали сигнал об опасности. Чтобы не запачкать одежду и не выдать себя, в нору лазили нагишом. Сил у каждого хватало на 5-6 минут.

Когда цель была уже близка, в барак вдруг хлынули нечистоты – узники вышли не на ту трубу. Лагерное начальство тотчас узнало о ЧП. Попытка побега каралась смертью, однако агонию трех пленников, еле державшихся на ногах, решили продлить. Сковав их цепью, отправили в Заксенхаузен. Всё, что было до того, показалось только преддверием ада. Уделом всех людей, прибывавших сюда, была исключительно смерть – от истощения, побоев, страшной скученности, которую по мере появления новых жертв разрежал крематорий.

Узников делили на «смертников» и «штрафников» – разница состояла только в том, что первые подлежали скорейшему уничтожению. За совершенную попытку побега Девятаев как «смертник» ожидал расстрела, но случилось неожиданное. В санитарном бараке у всех на глазах охранник лопатой убил заключенного, осмелившегося закурить. Труп лежал прямо у стены. Глядя на Девятаева, старик-парикмахер из санитарной команды вдруг сунул ему в руку бирку с номером погибшего, забрав у летчика его собственный жетон. И с того момента Михаил стал не «смертником», а «штрафником» по фамилии Никитенко, бывшим учителем из Дарницы.

«Как выжил, не знаю, – рассказывал Девятаев, – в бараке 900 человек, нары в три этажа. Каждый узник — в полной власти эсэсовцев и коменданта. Могут избить, изувечить, убить. 200 граммов хлеба, кружка баланды и три картофелины – вся еда на день... Работа – изнурительно тяжкая и одуряющая. Ежедневно повозка, запряженная людьми, увозила трупы туда, где дымила труба. И каждый думал: «Завтра моя очередь».

Забираясь ночью на нары, я думал: друзья летают, бьют фашистов. Матери моей, наверно, написали: «Пропал без вести». А я не пропал. Я еще жив! Я еще поборюсь...» И действительно, судьба уготовала ему новый поворот, новые тяжелейшие испытания и долгую-долгую жизнь.

Так случилось, что группу заключенных из лагеря отправили на работу в Пенемюнд, засекреченный ракетный центр Третьего рейха. Там были собраны лучшие технические умы военно-воздушных сил Германии, выдающиеся представители авиационной и инженерной мысли. В обстановке строжайшей секретности они работали круглые сутки, поскольку зимой 1943-1944г. Гитлер надеялся применить новое оружие. Но к июлю 1943г. британская разведка точно установила место нахождения полигона.

В ночь на 17 августа около 600 тяжелых бомбардировщиков Королевских ВВС Британии нанесли по нему страшный бомбовый удар. За 40 минут весь район превратился в сплошную зону огня. Разрушения были таковы, что запуск ракет откладывался на полгода. Гестапо принялось опрашивать уцелевших и прочесывать округу в поисках предателей, которые могли выдать информацию о ракетном центре. Чтобы уберечься от воздушных атак, новые лаборатории стали возводить под землей, используя труд узников концлагеря. Аэродром располагался неподалеку. После воздушных налетов немцы заставляли пленных обезвреживать неразорвавшиеся бомбы, засыпать воронки на взлетной полосе. В одну из таких узнических команд попал и Девятаев, что давало надежду на побег.

К своему плану он сумел привлечь нескольких единомышленников. Заключенных посылали на аэродром обычно на рассвете, до прихода пилотов. В ходе работы Михаил изучил все детали здешнего распорядка, вычислил время заправки самолетов, а самое главное – выбрал машину для угона: тяжелый бомбардировщик «Хейнкель-111», который летал чаще других. Будущие беглецы называли его «своим» и даже узнавали по звуку моторов. Но им нужно было увидеть приборы в кабине, понять порядок запуска двигателя – ведь в решающий момент счет пойдет на секунды, а лучшая немецкая техника имела свои сложности в управлении.

Во время аэродромных работ команду Девятаева сопровождали два охранника-вахтмана. Один был настоящим зверем, а другой – старичок, побывавший в русском плену еще в Первую мировую. Он знал русский язык и относился к пленным с явным сочувствием. В его дежурство «учитель из Дарницы» не упускал случая впиться глазами в приборные доски. Однажды узники расчищали снег, и с вала Девятаев увидел в кабине пилота. И тот, заметив любопытного пленника, то ли издеваясь над ним, то ли желая похвастать достижениями немецкой техники, стал показывать ему приборы и запускать самолет!

«Подвезли, подключили тележку с аккумуляторами, – вспоминал позже Девятаев. – Пилот показал палец и опустил его прямо перед собой. Потом специально для меня поднял ногу на уровень плеч и опустил – заработал один мотор. Следом – второй. Пилот захохотал. Я тоже еле сдерживал ликование! Все фазы запуска мне стали понятны...»

Настало время выбирать день. Он должен быть облачным, чтобы сразу скрыться от истребителей. Важно и кто окажется охранником. План побега предусматривал «зверя» ликвидировать, а старика-вахтмана – просто связать. Как вспоминал позднее Девятаев, «это произошло 8 февраля 1945г. Ночью взлетали ракеты. Я не мог заснуть от рёва и крайнего возбуждения. Рано утром до построения сказал Володе СОКОЛОВУ, возглавлявшему аэродромную команду: «Сегодня!»

Построение... Отбор команд. Задача Соколова: сделать так, чтобы в аэродромную группу попало не более 10 человек и чтобы среди них были все, кто посвящен в план побега. Всё удалось! Засыпали воронки от бомб. Охранником был эсэсовец. Обычно он требовал, чтобы в обед для него разводили костер. В 12.00 техники от самолетов потянулись в столовую. Вот уже горит костер, и рыжий вахтман, поставив винтовку между колен, греет над ним руки.

До «нашего хейнкеля» двести шагов. Толкаю Володю: «Медлить нельзя!» А он вдруг заколебался: «Может, завтра?» Я показал кулак и крепко сжатые зубы. Решительным оказался Иван КРИВОНОГОВ. Удар железякой сзади – и вахтман валится прямо в костер. Смотрю на ребят. Из нас только четверо знают, в чем дело. У шести остальных на лицах неописуемый ужас: убийство вахтмана – это виселица. В двух словах объясняю, в чем дело, и вижу: смертельный испуг сменяется решимостью. С этой минуты дороги назад у нас нет. Гибель — или свобода!

Стрелки на часах, взятых у вахтмана, показывали 12.15. Время действовать! Самый высокий из нас, Петр КУТЕРГИН, надевает шинель охранника, шапочку с козырьком. С винтовкой ведет «пленных» в направлении самолета. Не теряя времени, мы с Володей были уже там. У хвостовой двери ударом заранее припасенного стержня пробиваю дыру. Просовываю руку, изнутри открываю запор.

Внутренность «хейнкеля» мне, привыкшему к тесной кабине истребителя, показалась ангаром. Сделав ребятам знак: «В самолет!», спешу забраться в кресло пилота. Парашютное гнездо пусто, я сижу в нем, как тощий котенок. На лицах расположившихся сзади – лихорадочное напряжение: скорей! Соколов и Кривоногов расчехляют моторы... Ключ зажигания на месте. Подключается кабель. Стрелки сразу качнулись. Поворот ключа, движение ноги – и один мотор оживает.

Еще минута – закрутились винты другого. Прибавляется газ. Оба мотора ревут. С боковой стоянки самолет рулит на взлетную полосу. Никакой заметной тревоги на поле не видно. Все привыкли: этот «хейнкель» летает много и часто. В замешательстве только дежурный с флажками на старте: о взлете ему не сообщали. Точка старта. Достиг ее с громадным напряжением сил – самолетом с двумя винтами управлять с непривычки сложнее, чем истребителем. Но все в порядке. Показания главных приборов, кажется, понимаю. Газ...

Самолет понесся по наклонной линии к морю. Полный газ! Должен быть взлет, но почему-то мы не взлетаем, хвост от бетона не отрывается. В последний момент почти у моря резко торможу и делаю разворот без надежды, что самолет уцелеет. Мрак! Думал, что мы загорелись, но это была пыль. Когда она чуть улеглась, увидел круги от винтов. Целы! Но за спиной паника: «Мишка, почему не взлетаем?!»

«...И оживает аэродром – все бегут к самолету, и летчики, и механики из столовой. Даю газ. Разметаю всех, кто приблизился к полосе. Разворот у линии старта. И снова газ... В воспаленном мозгу искрой вспыхнуло слово «триммер». Это подвижная, с ладонь шириною, плоскость на рулях высоты. Наверно, летчик оставил ее в положении «посадка». Но как в 3-4 секунды найти механизм управления? Изо всех сил жму от себя ручку – надо оторвать хвост от земли. Кричу что есть силы ребятам: «Помогайте!»

Втроем наваливаемся на рычаг, и «хейнкель» почти у самой воды отрывается от бетона... Лети-им!!! Нырнув в облака, набираем высоту. И сразу машина стала легкой и послушной. В тот момент я почувствовал: спасены! И подумал: что там творится сейчас на базе! Посмотрел на часы. Было 12.36 – всё уместилось в 21 минуту. Летели на север над морем, понимали: над сушей будем перехвачены истребителями. Потом летели над морем на юго-восток. Внизу увидели караван кораблей. Увидели самолеты, его охранявшие. Один «мессер» отвернул и рядом с «хейнкелем» сделал петлю.

Я заметил недоуменный взгляд летчика: мы летели с выпущенными шасси! Высота была около 2000 метров. Но радость переполнила сердце. Я крикнул: «Ребята, горючего в баках – хоть до Москвы!» Всем захотелось до Москвы и лететь. Но я понимал: это невозможно: станем добычей своих истребителей и зениток».

В лагере после побега немцы проводили повальные обыски, считали узников. Авиационное подразделение, осуществлявшее испытания новейшей техники, возглавлял 33-летний летчик Карл ГРАУДЕНЦ, имевший немало военных заслуг. По некоторым данным, именно он летал на угнанном «хейнкеле». Каким образом уцелела его голова, остается загадкой. Возможно, вспомнили о его прежних заслугах, но скорее всего, ярость Геринга была смягчена спасительной ложью. Объявили, что угнанный самолет якобы сбит под Кюстрином... Сам факт угона пленными бомбардировщика с секретного объекта был вопиющим и невероятным.
•••
Когда внизу потянулись длинные обозы, колонны машин и танков, Девятаев понял, что самолет приближается к линии фронта: «Вскоре показались дымы, вспышки разрывов. При виде «хейнкеля» люди вдруг побежали с дороги и стали ложиться. Неожиданно загрохотали зенитки, и два снаряда нас настигли. Слышу крик: «Ранены!» И вижу – дымится правый мотор. Резко бросаю самолет в боковое скольжение. Дым исчезает, но надо немедленно садиться. Внизу раскисшая, в пятнах снега земля: дорога, опушка леса, и за ней – приемлемо ровное поле. Резко снижаюсь. Неубранные шасси увязнут в земле. Надо их срезать в момент посадки скольжением в сторону...»

Артиллеристам 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, хорошо было видно, как на поле, подломив колеса, юзом на брюхо сел вражеский самолет. Солдаты вдоль лесной опушки бросились к нему. А беглецы не вполне были уверены, что сели среди своих. Плексигласовый нос самолета был поврежден. Выбравшись из машины, бывшие узники пытались скрыться в лесу.

Вооружившись винтовкой убитого вахтмана и пулеметом с самолета, поддерживая раненых, они пробежали сотню шагов по полю, но потом вернулись назад – сил уже не было. Затащив оружие в самолет, решили ждать. Что будет дальше? Пока оставалось время, Девятаев написал на обороте полетной карты, кто они, откуда бежали, где до войны жили. Перечислил все фамилии: Михаил Девятаев, Иван Кривоногов, Владимир Соколов, Владимир Немченко, Федор Адамов, Иван Олейник, Михаил Емец, Петр Кутергин, Николай Урбанович, Дмитрий Сердюков.

Когда услышали: «Фрицы, хенде хох! Сдавайтесь, иначе пальнем из пушки!», сидевшие в самолете словно воскресли. Для них сейчас это были самые дорогие слова. Услышав в ответ русскую речь, ошеломленные артиллеристы с автоматами в руках подбежали к самолету. Десять скелетов в полосатой одежде, обутые в деревянные башмаки, забрызганные кровью и грязью, плакали, повторяя одно только слово: «Братцы, братцы...»

Вскоре в одной из фронтовых газет появилась заметка с фотоснимком: на подтаявшем поле на брюхе лежит «хейнкель», из которого только что вышли люди. Два часа назад они были узниками, а сейчас — свободны! И среди своих! Разве не чудо?! В расположение артдивизиона их понесли на руках, как малых детей: каждый весил менее 40 кг...

Что же предприняли немцы, чтобы пресечь полет беглецов? Сразу выслали вдогонку истребитель. Пилотировал его летчик-ас, обладатель двух «Железных крестов» и «Немецкого креста в золоте», обер-лейтенант Гюнтер ХоБбом, однако радары на самолетах в то время были еще редкостью и без знания курса самолёта найти его в небесах можно было только случайно. Беглый «хейнкель» был обнаружен другим воздушным асом — полковником Вальтером Далемруеном, который в тот момент возвращался с задания. Но приказ командования «сбить одинокий «хейнкель» он выполнить не смог — на борту не было боеприпасов.

В итоге, пролетев чуть более 300 км, Девятаев доставил советскому командованию важнейшие сведения о засекреченном ракетном центре на острове Узедом, где производилось и испытывалось ракетное оружие Третьего рейха. Он дал все координаты стартовых установок баллистических ракет «Фау-2», которые находились вдоль берега моря. Эти сведения оказались абсолютно точными!

Кроме того, захваченный Девятаевым самолет был напичкан научной аппаратурой, использовавшейся при проведении испытаний ракет «Фау-1»,«Фау-2», что серьезно задержало вражескую научную программу. Когда весть о побеге достигла высшего немецкого командования, Девятаев удостоился звания «личного врага» Гитлера. Сведения, переданные советскому командованию об острове Узедом, помогли организовать авианалеты наших бомбардировщиков и еще больше замедлили ход немецких разработок.
•••
Что же произошло после побега? Трое офицеров из группы беглецов были оставлены «до выяснения обстоятельств», и сам Девятаев подвергался множеству допросов в органах «Смерш». Впоследствии он называл эти допросы унизительными, но обид на свою страну никогда не высказывал. В сентябре 1945г. его, заключенного в фильтрационном лагере, нашёл Сергей Павлович Королёв, назначенный руководить советской программой по освоению захваченной немецкой ракетной техники.

Он вызвал Девятаева на Пенемюнде, и там летчик показал военным специалистам те места, где производились узлы ракет, и откуда они стартовали. Это был еще один его вклад в советскую ракетно-космическую программу. Именно это личное знакомство с главным конструктором страны сыграло важнейшую роль в дальнейшей судьбе Девятаева.

...После войны еще долгих 12 лет он носил позорное клеймо «врага народа» и «изменника Родины». Сегодня трудно поверить, но тогда в разрушенной стране первоклассному летчику-асу не нашлось работы: ни в родном селе Торбеево, ни в Казани. Как только бывшие друзья и знакомые узнавали о его пленном прошлом, сразу следовал отказ в приеме на работу. Лишь в Казанском речном порту его, грамотного специалиста с дипломом речника, кое-как приняли разнорабочим.

Полторы навигации он был ночным дежурным по вокзалу, потом устроился прорабом – монтировать портовые краны. Но и тут ему «шили» разные дела «о вредительстве»: то будто бы он соль в раствор подсыпал, то дрова рабочим раздавал. «Те годы были потяжелее концлагеря, – вспоминал он позднее. — Всякое было, пленом мне то и дело тыкали. А с 1949 года я уже ходил капитаном на катере. Прошёл обучение на механика, сдал на отлично, а замещение должности не получил. Нас было 13 человек, все получали лишние 100 рублей за замещение должности механика и только мне не дали. Директор затона сказал мне : «Ты был в плену, скажи спасибо, что мы тебя держим».

Однако в 1956г. после XX съезда КПСС, когда Хрущев развенчал Сталина, вопрос с бывшими пленными был поставлен так: изменников надо карать, а тех, кто не сам сдался, кто не сотрудничал с немцами, нужно реабилитировать, их заслуги отметить. Журналистам дали задание — искать среди бывших пленных примечательных людей. Завотделом газеты «Советская Татария» Ян Винецкий тоже ходил по военкоматам. В Свердловском отделе ему сказали, что есть у нас артиллерист, улетел из плена на немецком самолёте, привёз 9 человек. А Ян Борисович сам был лётчиком, воевал в Испании. И он решил узнать всё подробнее и написал обо мне большую статью.

Сначала обещали опубликовать ее в «Литературке» под Новый год, потом перенесли на 23 февраля. Потом ко мне приехал полковник из журнала ДОСААФ «Патриот». Оказывается, ещё не верили! 23 марта утром я поехал на железнодорожный вокзал. Там киоскеру даю 10 рублей, беру «Литературку» и вижу долгожданную статью. Радость какая! Начальство сразу меня зауважало. Директор затона вызывает к себе, выражает почтение, говорит, что меня ждёт к телефону министр речного флота СССР Шашков.

А я в то время преподавал на курсах в Аракчино. Там готовили младших специалистов: рулевых, мотористов и т.д. В тот день у меня был последний урок. И пошло-поехало. Меня перехватил подполковник Георгий Евстигнеев из редакции «Советской авиации», и на транспортном самолёте Ил-14 мы с ним улетели в Москву, в Министерство речного флота. Министр всех собрал, рассказал обо мне, как меня с работы выгоняли за плен и говорит: «Пусть Михаил Петрович в кабинет к любому из вас дверь ногой открывает».

Где только я не был тогда в гостях! Мне и деньги дали. И подарков накупил, и с великой радостью приехал домой в Казань». В 1957г. Указом Президиума Верховного Совета СССР М.П.Девятаеву было присвоено давно заслуженное звание Героя Советского Союза — «за мужество, отвагу и героизм, проявленные в годы Великой Отечественной войны».

«Не поверите, но когда вышел указ о награждении меня Золотой Звездой, я от нервного потрясения весь покрылся... язвой, как рыба чешуей!» — писал он позднее. Конечно, он пытался узнать, кто же представил его к самой высокой правительственной награде. Ему ответили: какой-то большой и очень засекреченный ученый. В конце концов он выяснил, что этим ученым был Сергей Королев, главный конструктор космических ракет, тот самый «СЕРГЕЕВ», что подробно расспрашивал его о побеге из Пенемюнде. Так Королев стал «звездным крестным» Михаила Девятаева…

Дальнейшая его жизнь была связана с речным флотом СССР. Он возглавлял экипажи первых советских судов на подводных крыльях — «Ракета» и «Метеор». Скончался прославленный герой 24 ноября 2002 года в Казани. Там ему установлен памятник...

Подготовил Е.Полевой. По материалам СМИ




Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.


 

 

 

 

 

 

© 2005-2015 "Дух христианина" газета |