Православно-патриотические издания сегодня много пишут том, что идет опасный процесс окатоличивания православных. Наши храмы и монастыри принимают делегации из Ватикана и проводят с ними совместные богослужения. Студентам наших семинарий читают лекции польские и римские проповедники. Духовная литература переиздается с большими правками — в угоду католикам. По улицам крупных городов проходят католические процессии. Они вызывают оторопь даже у светских граждан, не говоря уж о православных. Так, чувствуя поддержку в России, латиняне становятся все смелей.
Чем же опасно окатоличивание для православной России? И в чем различие двух христианских вер? На эти вопросы отвечает замечательный русский философ Иван Ильин в своей статье «О Православии и католичестве», изданной в 1950г. Приведем ее в сокращении...
«Среди недругов России, не приемлющих всю ее культуру, особое место занимают римские католики. Они исходят из того, что в мире есть «благо» и «истина» только там, где «ведет» католическая церковь и где люди полностью признают авторитет римского епископа. Всё остальное, думают они, идёт по неправильному пути, пребывает во тьме и рано или поздно должно быть обращено в их веру. Это составляет основу католицизма, предпосылку всех его доктрин, книг, оценок, решений и действий.
Heкатолическое в мире должно исчезнуть: в результате пропаганды и обращения или же погублением Божиим. Сколько раз за последние годы католические прелаты принимались объяснять мне лично, что «Господь выметает железною метлою православный восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь»! Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали глаза. И ныне, когда мы видим, как Ватикан годами снаряжается в поход на Россию, — мы, русские люди, должны поставить вопрос: в чем же отличие Православия от католицизма?
Отличий несколько. Догматическое заключается в том, что вопреки постановлениям II и III Вселенских Соборов католики ввели в 8-й член Символа веры добавление об исхождении Духа Святого не только от Отца, но и от Сына («филиокве»). В XIXв. к этому присоединился догмат о том, что Дева Мария была зачата непорочною. В 1870г. был установлен новый догмат о непогрешимости римского папы в делах Церкви. Православие не признает эти ложные догматы.
Церковно-организационное отличие в том, что католики признают римского первосвященника главою Церкви и заместителем Христа на земле, а православные признают единого главу Церкви — Иисуса Христа и считают единственно правильным, чтобы Церковь строилась Вселенскими соборами. Обрядовые отличия в том, что Православие не признает богослужения на латинском языке; оно блюдет литургии, составленные Василием Великим и Иоанном Златоустом, и не признает западных образцов. Оно соблюдает завещанное Спасителем Причастие под видом хлеба и вина и отвергает введенное католиками для мирян «причащение» одними «освященными облатками».
Оно признает иконы, но не допускает скульптур в храмах; оно возводит исповедь к незримо присутствующему Христу и отрицает исповедальню как орган земной власти в руках священника. Православие создало иную культуру церковного пения, молитвословия и колокольного звона; у него иное облачение; иное знамение креста; иное устроение алтаря; оно знает коленопреклонение, но отвергает католическое «приседание» и многое другое.
Миссионерские отличия в том, что Православие признает свободу исповедания и отвергает дух инквизиции: истребление еретиков, пытки, костры и принудительное крещение. При обращении человека оно блюдет чистоту религиозного созерцания и свободу от всяких посторонних мотивов, особенно от политического расчета и материальной помощи. Оно ищет «не победить, а приобрести братьев» по вере. Оно не ищет власти на земле любою ценою.
Политические отличия в том, что Православная Церковь никогда не притязала на светское господство. Исконно разрешала вопрос так: Церковь и государство имеют разные задания, но помогают друг другу в борьбе за благо. Государство правит, но не повелевает Церкви; Церковь самостоятельно организует свое дело, судит обо всем христианским мерилом, подает благие советы властителям и мирянам. Ее оружие — не меч, не орденская интрига, а совесть, наставление, обличение и отлучение. Католицизм, напротив, всегда и во всем ищет власти — светской, церковной, личной.
Нравственное отличие таково: Православие взывает к свободному сердцу, а католицизм — к слепо-покорной воле. Православие ищет пробудить в человеке живую любовь и совесть. Католицизм требует полного повиновения и соблюдения предписаний. Православие идет в глубь души, ищет веры и добра. Католицизм ищет наружного благочестия и удовлетворяется видимостью доброделания.
...С тех пор, как Спаситель утвердил веру на живой любви, мы знаем, где искать веру истинную. Но есть религии, которые родятся из страха и питаются страхом. Например, африканские негры боятся ночи, темноты, злых духов, смерти, колдовства. В борьбе с этим страхом и слагается их религия. Есть религии, которые питаются эротикой, принимаемой за «вдохновение»; такова религия Диониса-Вакха.
Есть религии, живущие фантазией и воображением. Таков индийский брахманизм. Конфуцианство возникло как религия искренно прочувствованной моральной доктрины. Религиозный акт Египта был посвящен преодолению смерти. Иудейская религия искала прежде всего национального самоутверждения на земле, выдвигая идею богоизбранности своего народа. Греки создали религию семейного очага и зримой красоты.
Православие и католичество одинаково возводят свою веру ко Христу, Сыну Божию, но их религиозные акты совершенно несовместимы. Пробуждение веры для православного есть движение любви, которая приемлет Сына Божия как свое главное жизненное сокровище. Напротив, у католика «вера» пробуждается от волевого решения: довериться такому-то авторитету, покориться ему и принять все, что он предпишет.
У православного душа оживает от умиления и зацветает верою и делами. А католик постоянным усилием воли понуждает себя к той вере, которую ему предписывает авторитет. Однако ни любовь, ни вера, ни совесть воле не подчинены. Можно принудить себя к стоянию и поклонам, но невозможно вынудить у себя благоговение, молитву и любовь. Можно принудить себя к имущественному пожертвованию; но дар милосердия вынудить невозможно. Так развертывается непримиримость двух исповеданий.
Тот, кто строит религию на покорности авторитету, неизбежно заменит живую любовь дисциплиною, и самая молитва превратится у него в бездушные слова и неискренние телодвижения. Именно эти черты католицизма всегда испытывались русской душой как чуждые, странные, искусственно-натянутые. И когда мы слышим, что в католическом богослужении есть внешняя торжественность, но нет искренности, тепла и смирения, то знаем, где искать объяснения этому.
Эта противоположность двух вер обнаруживается во всем. Так, первая задача православного миссионера — дать людям Святое Евангелие и богослужение на их родном языке. А католики держатся латинского языка, непонятного большинству народов, и воспрещают верующим самостоятельное чтение Библии. Они считают, что все «некатолики» — преступники против Закона Божия и их надо карать. Отсюда инквизиция и все те жестокие дела, которыми насыщена средневековая история Европы: крестовые походы, костры, пытки, истребление целых городов.
Обоснование этих казней понятно: неверующий есть нежелающий веровать, значит, он злодей и преступник перед лицом Божиим. Естественно, что люди, вынудившие веру сами у себя, пытаются насильно вынудить ее и у других.
Напротив, православный священник следует апостолу Павлу: он не стремится «брать власть над чужою волею», но «споспешествовать радости» в сердцах людей (2 Кор. 1, 24). Воля земного человека всегда ищет власти. И Церковь, строящая веру на волевом усилии, непременно будет искать власти. Так обстоит у католиков на протяжении всей их истории. Они искали в мире всякой власти: тайной и явной, над королями и императорами, над душами своих последователей. Они считают власть орудием к водворению Царства Божия на земле.
Но земная власть всегда требует ловкости, компромисса, лукавства, лжи, интриги, предательства. Отсюда их учение о том, что цель «оправдывает» или «освящает» дурные средства. С этим учением тесно связано и другое — о допустимости обмана: надо только произносимые слова истолковать про себя «иначе», или воспользоваться двусмысленным выражением, или умолчать о правде. Тогда ложь — не ложь, и ложная присяга на суде не грешна. ...Итак, мы видим: самые глубокие традиции обоих исповеданий противоположны и несовместимы. Вся русская культура слагалась, крепла и расцветала в духе Православия прежде всего потому, что она не была католическою...»
Иван Ильин. "О православии и католичестве". 1950г.
Публикуется в сокращении
Чем же опасно окатоличивание для православной России? И в чем различие двух христианских вер? На эти вопросы отвечает замечательный русский философ Иван Ильин в своей статье «О Православии и католичестве», изданной в 1950г. Приведем ее в сокращении...
«Среди недругов России, не приемлющих всю ее культуру, особое место занимают римские католики. Они исходят из того, что в мире есть «благо» и «истина» только там, где «ведет» католическая церковь и где люди полностью признают авторитет римского епископа. Всё остальное, думают они, идёт по неправильному пути, пребывает во тьме и рано или поздно должно быть обращено в их веру. Это составляет основу католицизма, предпосылку всех его доктрин, книг, оценок, решений и действий.
Heкатолическое в мире должно исчезнуть: в результате пропаганды и обращения или же погублением Божиим. Сколько раз за последние годы католические прелаты принимались объяснять мне лично, что «Господь выметает железною метлою православный восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь»! Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали глаза. И ныне, когда мы видим, как Ватикан годами снаряжается в поход на Россию, — мы, русские люди, должны поставить вопрос: в чем же отличие Православия от католицизма?
Отличий несколько. Догматическое заключается в том, что вопреки постановлениям II и III Вселенских Соборов католики ввели в 8-й член Символа веры добавление об исхождении Духа Святого не только от Отца, но и от Сына («филиокве»). В XIXв. к этому присоединился догмат о том, что Дева Мария была зачата непорочною. В 1870г. был установлен новый догмат о непогрешимости римского папы в делах Церкви. Православие не признает эти ложные догматы.
Церковно-организационное отличие в том, что католики признают римского первосвященника главою Церкви и заместителем Христа на земле, а православные признают единого главу Церкви — Иисуса Христа и считают единственно правильным, чтобы Церковь строилась Вселенскими соборами. Обрядовые отличия в том, что Православие не признает богослужения на латинском языке; оно блюдет литургии, составленные Василием Великим и Иоанном Златоустом, и не признает западных образцов. Оно соблюдает завещанное Спасителем Причастие под видом хлеба и вина и отвергает введенное католиками для мирян «причащение» одними «освященными облатками».
Оно признает иконы, но не допускает скульптур в храмах; оно возводит исповедь к незримо присутствующему Христу и отрицает исповедальню как орган земной власти в руках священника. Православие создало иную культуру церковного пения, молитвословия и колокольного звона; у него иное облачение; иное знамение креста; иное устроение алтаря; оно знает коленопреклонение, но отвергает католическое «приседание» и многое другое.
Миссионерские отличия в том, что Православие признает свободу исповедания и отвергает дух инквизиции: истребление еретиков, пытки, костры и принудительное крещение. При обращении человека оно блюдет чистоту религиозного созерцания и свободу от всяких посторонних мотивов, особенно от политического расчета и материальной помощи. Оно ищет «не победить, а приобрести братьев» по вере. Оно не ищет власти на земле любою ценою.
Политические отличия в том, что Православная Церковь никогда не притязала на светское господство. Исконно разрешала вопрос так: Церковь и государство имеют разные задания, но помогают друг другу в борьбе за благо. Государство правит, но не повелевает Церкви; Церковь самостоятельно организует свое дело, судит обо всем христианским мерилом, подает благие советы властителям и мирянам. Ее оружие — не меч, не орденская интрига, а совесть, наставление, обличение и отлучение. Католицизм, напротив, всегда и во всем ищет власти — светской, церковной, личной.
Нравственное отличие таково: Православие взывает к свободному сердцу, а католицизм — к слепо-покорной воле. Православие ищет пробудить в человеке живую любовь и совесть. Католицизм требует полного повиновения и соблюдения предписаний. Православие идет в глубь души, ищет веры и добра. Католицизм ищет наружного благочестия и удовлетворяется видимостью доброделания.
...С тех пор, как Спаситель утвердил веру на живой любви, мы знаем, где искать веру истинную. Но есть религии, которые родятся из страха и питаются страхом. Например, африканские негры боятся ночи, темноты, злых духов, смерти, колдовства. В борьбе с этим страхом и слагается их религия. Есть религии, которые питаются эротикой, принимаемой за «вдохновение»; такова религия Диониса-Вакха.
Есть религии, живущие фантазией и воображением. Таков индийский брахманизм. Конфуцианство возникло как религия искренно прочувствованной моральной доктрины. Религиозный акт Египта был посвящен преодолению смерти. Иудейская религия искала прежде всего национального самоутверждения на земле, выдвигая идею богоизбранности своего народа. Греки создали религию семейного очага и зримой красоты.
Православие и католичество одинаково возводят свою веру ко Христу, Сыну Божию, но их религиозные акты совершенно несовместимы. Пробуждение веры для православного есть движение любви, которая приемлет Сына Божия как свое главное жизненное сокровище. Напротив, у католика «вера» пробуждается от волевого решения: довериться такому-то авторитету, покориться ему и принять все, что он предпишет.
У православного душа оживает от умиления и зацветает верою и делами. А католик постоянным усилием воли понуждает себя к той вере, которую ему предписывает авторитет. Однако ни любовь, ни вера, ни совесть воле не подчинены. Можно принудить себя к стоянию и поклонам, но невозможно вынудить у себя благоговение, молитву и любовь. Можно принудить себя к имущественному пожертвованию; но дар милосердия вынудить невозможно. Так развертывается непримиримость двух исповеданий.
Тот, кто строит религию на покорности авторитету, неизбежно заменит живую любовь дисциплиною, и самая молитва превратится у него в бездушные слова и неискренние телодвижения. Именно эти черты католицизма всегда испытывались русской душой как чуждые, странные, искусственно-натянутые. И когда мы слышим, что в католическом богослужении есть внешняя торжественность, но нет искренности, тепла и смирения, то знаем, где искать объяснения этому.
Эта противоположность двух вер обнаруживается во всем. Так, первая задача православного миссионера — дать людям Святое Евангелие и богослужение на их родном языке. А католики держатся латинского языка, непонятного большинству народов, и воспрещают верующим самостоятельное чтение Библии. Они считают, что все «некатолики» — преступники против Закона Божия и их надо карать. Отсюда инквизиция и все те жестокие дела, которыми насыщена средневековая история Европы: крестовые походы, костры, пытки, истребление целых городов.
Обоснование этих казней понятно: неверующий есть нежелающий веровать, значит, он злодей и преступник перед лицом Божиим. Естественно, что люди, вынудившие веру сами у себя, пытаются насильно вынудить ее и у других.
Напротив, православный священник следует апостолу Павлу: он не стремится «брать власть над чужою волею», но «споспешествовать радости» в сердцах людей (2 Кор. 1, 24). Воля земного человека всегда ищет власти. И Церковь, строящая веру на волевом усилии, непременно будет искать власти. Так обстоит у католиков на протяжении всей их истории. Они искали в мире всякой власти: тайной и явной, над королями и императорами, над душами своих последователей. Они считают власть орудием к водворению Царства Божия на земле.
Но земная власть всегда требует ловкости, компромисса, лукавства, лжи, интриги, предательства. Отсюда их учение о том, что цель «оправдывает» или «освящает» дурные средства. С этим учением тесно связано и другое — о допустимости обмана: надо только произносимые слова истолковать про себя «иначе», или воспользоваться двусмысленным выражением, или умолчать о правде. Тогда ложь — не ложь, и ложная присяга на суде не грешна. ...Итак, мы видим: самые глубокие традиции обоих исповеданий противоположны и несовместимы. Вся русская культура слагалась, крепла и расцветала в духе Православия прежде всего потому, что она не была католическою...»
Иван Ильин. "О православии и католичестве". 1950г.
Публикуется в сокращении