Русская идеология

Архиепископ Серафим (Соболев)

Продолжение. Начало в № 17 (83)

Никон, Патриарх Московский и всея Руси Неизвестный художник В кн.: Аполлос, архимандрит. Начертание жития и деяний Никона, Патриарха Московского и всея Руси. М., 1845/6.

   В своем сочинении «Раззорение» Никон ясно различает власть церковную и власть царскую, из коих ни одна не должна подавлять своим вмешательством области другой, но каждая должна блюсти свой порядок за своею собственною ответственностью. «В духовных делах, – говорится здесь, – воля Царя не может стоять выше церковного закона, ни в отношении какого-либо дела, принадлежавшего Церкви, Царь не может делать установлении или действовать с властью контролирующей. Так же надо понимать и о церковных канонах, которые повелевают соблюдать и поддерживать царские законы. Ни один человек не может противодействовать канонам Церкви, учению Св. Отцов и законам Царства или что-либо возражать против них: каждая <власть> имеет свой собственный порядок и права, установленные Богом, и каждая должна поддерживать и защищать свой собственный порядок для себя, на свою собственную ответственность».
   На протяжении всей рукописи Никона в 900 страниц, переведенных Пальмером на английский язык, нет ни одного слова, которое говорило бы о требовании для Патриарха каких-либо прав в делах государственного управления.
   И не только в поучениях, речах и сочинениях Никона нельзя найти ничего, что говорило бы о его претензии на участие в управлении государственными делами в какой бы то ни было мере. Этого совсем не было и в его деятельности. В данном случае весьма характерны слова самого Царя Алексея Михайловича, которые свидетельствуют о полном невмешательстве Никона в светские государственные дела. Эти слова произнес Царь в 1657 году в ответ на просьбу одного диакона о снятии с него запрещения, наложенного на него Никоном. «Боюсь, – сказал ему Царь, – что Патриарх Никон отдаст мне свой посох и скажет: „Возьми его и паси монахов и священников; я не прекословлю твоей власти над вельможами и народом; зачем же ты ставишь мне препятствие в отношении к монахам и священникам?“»
   Даже титул «Великого Государя», который Патриарх Никон не соглашался принимать, и государственное регентство в отсутствие Царя, принятое по просьбе последнего, на которое Никон смотрел как на службу Государю, абсолютно не говорят о его стремлении к вмешательству в государственные дела. И то, и другое свидетельствует не о политической, а о духовной высоте Патриаршества, которой достигло оно благодаря гениальности Никона.
   Мы можем в защиту Никона сказать еще больше. Он не только не вмешивался в государственные дела Царя, но и в своих церковных делах не стремился к единоличному властительству. Он привлекал к участию в них епископов Русской Церкви и того же Царя, о чем свидетельствуют созванные им Соборы.
   Итак, если в исторической действительности не находится никаких фактических данных, позволяющих обвинять Никона во вмешательстве в государственные дела, то нет никаких оснований и для его обвинения в непомерной гордости, которая приписывается Патриарху Никону на основании этого мнимого его вмешательства. Все это обвинение взято из собственного ума Лигарида и исходило из злобы врагов Никона.
   То же самое нужно сказать и относительно обвинений Никона в непомерной гордости на основании ухода его из Москвы в Новый Иерусалим 10 июля 1658 года.
   По мнению С.М. Соловьева, этот уход есть не что иное как протест Никона против лишения его прежнего значения в государстве или – средство давления на Царя, имевшее целью заставить удовлетворить честолюбие и гордость Патриарха и вернуть его к прежнему положению в государстве. Говоря об этом, Соловьев имеет в виду психологические причины, побудившие Никона удалиться из Москвы в Новый Иерусалим.
   Но это психологическое объяснение ухода имеет своим источником взгляд на Патриарха как на крайне гордого человека все того же Лигарида и потому является пристрастным и несостоятельным.
   И по существу своему это психологическое объяснение является слишком непсихологичным. В своем «Раззорении» Никон пишет: «Если бы великий Государь Царь не обещал перед Богом и Матерью Божиею соблюдать заповеди Святого Евангелия, Святых Апостолов и Святых Отцов, то я бы не помыслил принять такой сан. Но Бог ведает, как великий Государь Царь дал свой обет в Св. Церкви пред Господом и Богом и всечестным и животворящим образом Всесвятейшей Пречистой и Преблагословенной Девы Матери Божией и Приснодевы Марии, и пред святыми Ангелами, и пред всеми святыми, и пред освященным Собором, и перед его царским синклитом и перед всем народом. И пока он, великий Государь Царь, сколько мог держался своего обета, повинуясь Святой Церкви, мы хранили терпение. Но когда он нарушил свой обет окончательно и стал на нас неправедно гневаться, как Господу Богу известно, тогда мы, помня свое собственное обещание соблюдать заповеди Божии, данное при поставлении в Патриархи собственноручной подписью, войдя в святую церковь в годовщину принесения в Москву святой Ризы нашего Господа Бога и Спасителя Иисуса Христа и окончив святую Литургию, засвидетельствовали перед Богом <…> безпричинный гнев Царя и ушли, помня Божественные заповеди: Когда же будут вас гнать в одном городе, бегите в другой. Ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых, как приидет Сын Человеческий (Мф. 10, 23). И, выйдя из города, помня заповеди Божии: „Когда не принимают вас и не слушают вас, уходите из дома того, стряхайте прах от ног своих“» (см.: Мк. 6, 11. – Примеч. ред.).
   Таким образом, как свидетельствует сам Патриарх, он ушел вследствие того, что Царь нарушил клятву, перестал слушать его в делах духовных, и в прощальном слове обвинил Царя в своем уходе, поставив его в положение гонителя. Как человек в высшей степени умный и гениальный, он, конечно, не мог рассчитывать, что за такое прощальное его исповедническое слово Царь вернет его. Скорее он мог ожидать, что Царь еще более на него разгневается. Но Патриарх не мог поступить иначе, ибо безкомпромиссно боролся за Истину и неуклонно требовал от Царя исполнения клятвы, данной им при вступлении Никона на Патриаршество, клятвы соблюдать Божественные заповеди и св. каноны и сообразно с этим относиться к церковной власти.
   Этому психологическому объяснению проф. Соловьевым ухода Никона надо противопоставить истинное психологическое объяснение слова Никона при вступлении его на Патриаршество, какое делает проф. Стенли в целях уяснения смысла того же ухода Патриарха. По поводу требования Никоном от Царя клятвы 22 июля 1652 года проф. Стенли говорит: «В самом <этом> требовании мы узнаем тот же открытый, решительный и непреклонный характер. Властолюбие, ищущее неограниченного господства, никогда не предложит таких требований и притом в минуту своего возвышения. Оно постепенно, незаметно посягает на права других. Такое требование может сделать только человек, глубоко сознающий важность предстоящих ему обязанностей и всю силу препятствий на пути к их выполнению. <…> Каким вступил он на кафедру – строгим, решительным и непреклонным, таким чрез шесть лет он оставил ее».
   Как видим, психологическое объяснение ухода Патриарха профессором Стенли совершенно исключает возможность объяснять уход Никона в смысле его непомерной гордости. Напротив, оно говорит о нем как о мужественном исповеднике Божественных заповедей и своих священных патриарших обязанностей. Проф. Стенли <...> чрез уход Никона вскрывает в нем не гордость, а редкий дух исповедничества.
   Это мнение проф. Стенли об уходе Никона совпадает с мнением Иерусалимского Патриарха Нектария. Для нас это патриаршее мнение должно быть особенно ценным. В данном случае высказывается весьма авторитетное лицо, о котором его преемник, Иерусалимский Патриарх Досифей, отзывался в своем письме к Царю Алексею Михайловичу как о высоком нравственном авторитете. Помимо того, Нектарий находился вдали от никоновской московской смуты и не был заинтересованным лицом. Он дает положительный отзыв о Никоне, несмотря на то, что ему были представлены чрез иеродиакона Мелетия – друга Лигарида – от врагов Никона самые отрицательные сведения относительно последнего.
   Вот что писал (от 20 января 1664 г.) Нектарий Царю Алексею Михайловичу по поводу присланной грамоты. «В сей грамоте мы не нашли ни причины удаления Св. Патриарха вашего Кир Никона, сослужителя и брата нашего о Христе нашего смирения, ни другой какой вины против него, кроме пятилетнего его отсутствия <…>. Итак, просим мы Святейшее Ваше Величество, чтобы вы не преклоняли слуха своего к советам мужей завистливых, любящих мятежи и возмущения, а наипаче, если таковые будут из духовного сана <…>. Несогласия и возмущения в Церкви страшнее всякой войны, ибо раздирают нетленную одежду Христову, которую не разделили и жестокосердые воины во время страдания Христова; раздирать же одежду Христову есть явный знак погибели души, за которую умер Христос <…>. Итак, помысли о сем, миролюбивый Государь, последуй кротости Давида, восприими ревность по вере Православной и постарайся со тщанием паки возвести Патриарха вашего на престол его, дабы во время священного твоего царствования не было положено злого и гибельного начала сменять православных и правомыслящих о догматах веры Патриархов ваших. Сие есть начало разрушения Церкви нашей в Константинополе; оно послужило и доныне служит источником многих зол и сделало нас посрамленными перед западной церковью. Опасайтесь и вы, чтобы необычайное у вас не обратилось в гибельную привычку. Если Никон говорит, что он не отрекался от престола, но от непокорных, то ясно, что он обличает непокорность народа. Итак, покажите к нему достодолжное повиновение как к строителю благодати, не обыкновенное в церквах Божиих, но каковое предписывают Божественные законы. Отречение же его, которое, как говорят, он сделал в церкви, может быть принято снисходительнее для соблюдения тишины, тем более что он, Кир Никон, как мы сказали, отрекался от непокорного народа, а не от престола».
   Хотя это письмо Нектария написано весьма корректно и сдержанно, тем не менее по своему содержанию оно является страшным обвинительным приговором для Царя Алексея Михайловича, бояр и всех врагов Никона, которые на языке канонических правил рассматриваются в данном случае как непокорная паства или непокорный народ, в силу чего св. каноны предвидят оставление его архипастырями.
   Прежде всего здесь защищается личность Никона от обвинений со стороны его врагов. Затем Патриарх Нектарий обращает внимание Царя Алексея Михайловича на то, что в Русской Церкви раздирается риза Христова, совершается ужасная церковная смута, которая страшнее всякой войны и виновником которой является сам Царь, так как он слушает людей завистливых, любящих мятежи и возмущения. Патриарх умоляет Царя с особенной заботливостью и почтительностью возвратить на престол Никона и предупреждает его, чтобы Никон не был смещен с патриаршей кафедры, что будет поводом для русских Царей так поступать в Русской Церкви и впредь и что является величайшим злом, от которого страдала и страдает Константинопольская Церковь.
   Нам в данном случае следует обратить особенное внимание в этом письме Нектария на то, что им обвиняется в непокорности, что то же – в гордости, не Патриарх, а его непокорная паства, т.е. Царь, бояре и прочие враги Никона. Последний же представляется в письме как обличитель этой гордости, как мужественный безкомпромиссный духовный их глава.
   Кстати сказать, эта непокорность или гордость врагов Никона возросла до такой степени, что они не только не вернули Патриарха на его кафедру, но два раза, в 1662 и в 1664 годах, когда Никон сам делал попытки вернуться на свою кафедру и приезжал с этой целью в Москву, – Царь и бояре изгоняли его.
   Итак, попытка проф. Соловьева обвинить Никона в непомерной гордости вследствие его ухода в Новый Иерусалим не имеет под собою никаких достаточных оснований. Поэтому мы должны смотреть на уход Никона в Новоиерусалимский монастырь как на средство его архипастырского воздействия на Царя, имевшее своею целью побудить последнего переменить свое противоканоническое отношение к Православной Церкви и установить к ней отношение на почве симфонии. Будем смотреть на его уход как на исповедничество, так как если бы он не ушел, то оказался бы в числе тех малодушных людей, которые потворствовали светской власти в ее незаконном и гибельном для государства вмешательстве в церковные дела.
   Будем по данному вопросу единомысленны с Нектарием, а не с теми, которые в своих обвинениях Патриарха исходили из клеветнических воззрений Лигарида, точнее, из его недоброго сердца, из которого, согласно словам Христа, исходят злые помыслы (см.: Мф. 15, 19). Эти помышления всегда видят одно только зло в людях, доброе превращая в злое.

Продолжение следует