И сама с Царем та книга говорила:
«Лазарю, Царю благочестивый!
За какое Царство дашь ты душу?
Горнее ли Царство ты возлюбишь?
Иль к земному волю ты преклонишь?
Выберешь ли царствие земное:
Оседлай коня, упрочь ты сбрую, |
Витязи твои пусть сабли точат,
Турков всех прогоните долой вы –
Войско все турецкое поляжет.
Если же Небесное возлюбишь:
Ты, Царю, поставь на Поле церковь,
Только не на мраморной основе,
Но из шелка, чистого пурпура. |
|
|
Пусть же войско все приступит к Чаше,
И все войско то твое погибнет,
С войском ты, Царю, погибнешь тоже».
Выслушал Царь Лазарь эти речи
И задумался, как быть ему, глубоко:
Возлюбить ли царствие земное? –
|
Мало в нем простора и богатства,
И недолго царствие продлится.
А Небесное – то Царство необъятно,
Веки вечные то Царствие дарует.
И Небесному Царь Лазарь предал волю,
Отказался он от царствия земного. |
ЦАРСКИЙ ЗАВЕТ
Святитель Николай Сербский
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой говорится
о раненом Царе Лазаре
и о его душевных муках
и смущении
из-за погибели и завета
Еще раздавались отзвуки битвы по Косову полю, когда турецкие делибаши (командиры) ввели сербского Царя в шатер султана.
Султан Мурат лежал с закрытыми очами, охваченный предсмертной горячкой. Когда ему доложили, что Царь Лазарь пленен и доставлен, султан медленно приоткрыл веки, и взгляды двух обреченных на смерть встретились. Без гнева, без злобы и без радости султан прошептал: «Воля Аллаха!» – и снова закрыл глаза. Разочарованные делибаши вывели Лазаря из шатра, досадуя, что не смогли обрадовать господина таким драгоценным рабом. Они поставили Царя Лазаря перед турецкими воинами, чтобы те возрадовались поражению сербов. Перед шатром лежало три мертвых тела сербских воевод: Обилича, Касанчича и Топлицы. Они были подобны трем срубленным дубам. Рядом с ними и поставили турки Царя Лазаря, поддерживая его, потому что он был тяжело ранен. Из открытых ран сочилась кровь. Он стоял с непокрытой склоненной головой. Лицо его было подобно белому полотну – безжизненное и безкровное. Спутанные волосы переплелись с длинной бородой и частично закрывали это бледное исхудалое чело. Смерть, уже не заботясь о двух царственных жертвах, оставила обоих и парила над широким полем, дабы забрать себе еще многих других.
Турки проходили мимо и с любопытством взирали на сербского Царя с мертвыми воеводами. Некоторые – не говоря ни слова, другие грязно ругались, а третьи отпускали грубые шутки, вызывая смех окружающих соплеменников.
Лазарь стоял на ногах не сам, но придерживаемый слугами султана. Тело его еще было, словно паутиной, привязано к жизни тончайшими нитями, но если бы слуги отпустили его, он бы просто рухнул на землю. Душа же мученика не умирала, – наоборот, она была живее и крепче, чем когда-либо. Во внутренней мастерской Лазаревой души мысли перелетали с края на край, охватывая все случившееся на окровавленном поле и во всей его Отчизне. И до высоких Небес возносились мысли, ища объяснения тому, что произошло с войском христианским.
– За что все это, Господи? – вопрошал в душе Царь Лазарь. – Если я и грешен, в чем не сомневаюсь, пусть я умру; но для чего принесена столь великая жертва жизней воинов моих, народа моего?
И быстро разносились Лазаревы мысли, будто невидимые вестники, по всему вселенскому мраку, чтобы хоть где-нибудь уловить отблеск света, но нигде, нигде не являлось ни единого луча. Мысли возвращались пустыми, безответными туда, откуда исходили. Тогда Лазарь обратил мысли свои ко всей жизни своей, чтобы выяснить причину поражения и несчастья. Углубляясь во все тайные уголки своего прошлого, он обнаруживал всякую малую неправду, но ведь он все это исповедал перед духовником, во всем покаялся и все исправил, покрыв вдесятеро.
С детства он отличался благочестием и христолюбием. Дом его был подобен храму, содержащему святыню; исполнен милости и чистоты. Дети воспитаны в вере и благородстве. Народу своему служил он примером во всякой добродетели. Богу воздвиг несколько прекрасных церквей. Был отцом для сирот и миротворцем для враждующих, праведным отмстителем для злодеев и храбрым защитником для гонимых за правду.
В предсмертной ясности, острым взором судии пересмотрев свою жизнь, Лазарь собрал все свои мысли воедино и воздохнул в душе:
– Создателю мой, Ты судишь и все неведомые грехи наши, к Тебе вопию из этой долины мрака! Прости мне все, что не исполнил по святой воле Твоей. Уничтожь меня, Господи мой, вычеркни из Книги Жизни – только народ мой спаси!
И опять отпустил смертник свои стремительные мысли, чтобы вспомнить предыдущие события в Крушевце, перед отправкой на Косово. Всякое произнесенное им слово он измерил на тайных весах; всякий разговор припомнил и оценил; все поступки строго пересмотрел и рассудил. Но нигде не нашел того, что могло бы стать причиной поражения столь сильного войска и могучей державы. Вдруг Лазарь от ужаса и душевной боли простонал, все внутри него восстало, будто от ветра на море вздыбились волны. И сказал Царь в себе:
– В этом я не согрешил!
Воины крепче схватили Лазаря, думая, что он стонет от тяжелых ран.
Что же в действительности вызвало стон Лазаря, что же так его ужаснуло? Вспомнился ему выбор между двумя Царствами: земным и Небесным. Выбрал бы он царство земное, остался бы он в живых вместе со своим войском и держава бы его победила. Но ведь он выбрал Небесное Царство, и вот, по пророчеству, наступила его погибель, погибель войска и державы.
– Неужели тут я согрешил? Передо мной были поставлены две судьбы, и мне надлежало во имя народа сделать выбор. Если бы я только за себя отвечал и выбрал бы смерть вместо жизни – но кто мне дал власть делать выбор за целый народ? И неужели я сделал неправильный выбор? Таинственная сила, которая искушала меня, очевидно, была не от Бога света, но от дьявольской тьмы. И та сила меня обманула. Я возлюбил Царство Небесное и тем обязал и себя, и народ свой перед той таинственной силой; и вот – от обязательства не уйти, и сбывается моя погибель и погибель войска моего. Я дал неправильный завет своему народу. Вот ключ от ада, бурлящего вокруг меня по всему Косову! Согрешил, значит… Вот в чем грех… Согрешил ли я, о, Всеведущий Господи? Перед Твоими очами ткется все жизненное полотно и наступает смерть. Скажи мне, о, Господи, облеченный величественным безмолвием!
Если я совершил неправильный выбор, тогда я виновен в смерти всех доблестных воевод, тогда я виновен в погибели державы; я в ответе перед Неманей за корону его; я в ответе перед Саввой за Церковь его; я виновник стольких смертей и стольких кровавых ран, – сколько вдов и сирот по селам и городам! Сколько тиранского гнева обрушится теперь на мой порабощенный народ! Не мой народ, но Твой, Господи, – и опять простонал Лазарь, как раненый олень, а турки в ярости обругали его и зажали еще крепче.
– Уничтожь меня, Господи жизни и смерти, убей меня сотню раз и оживи меня сотню раз, и снова убей! Я совершил неправильный выбор и оставил народу ложный завет, я заслужил того, чтобы вечно умирать в муках, как сейчас умираю. Скажи мне, скажи мне, Творче языка и слова, до того как стану я прахом, в который Ты вдохнул душу живую, – скажи мне, чтобы я знал: согрешил ли я перед Тобою и перед святыми Небесами Твоими?
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой говорится
о видении Лазарем Небесного света
и о двух вестниках, приблизившихся
к умирающему Царю
Умирающий в душевных терзаниях, Лазарь уже не ощущал телесной боли. Смирившееся со смертью тело его еще сохраняло признаки жизни, благодаря живой душе. Как это обычно бывает, тело человеческое лучше служит душе тогда, когда душа о нем не мыслит. Так было и в этом случае.
В душе умирающего Лазаря воссиял какой-то необычный свет. Он был ярче свечения нескольких солнц, слитых воедино; белый, белее снега, но смягченный легкой тенью голубизны.
И было Лазарю видение: он созерцал некий простор, который был шире всего виденного в мире. Там, где взор останавливался будто на границе того простора, мгновенно спала легкая завеса, подобная пару, и открылся другой такой же простор, на границе которого возникал еще такой же простор, и так без конца. На этих просторах были цветущие поля, селения и левады с необычной растительностью и цветами, и сады с серебристыми плодами, а где-то с желто-золотистыми. Потом являлись чудесные города с дворцами пленительной красоты. Виднелись белые реки, как растопленное серебро, и голубые озера, по которым плавали белые ладьи.
И все эти просторы были населены многими людьми, одетыми в разноцветные платья, а чаще в белые, украшенные золотым узором, прекрасного вида. Ничье лицо невозможно было узреть, но ощущалась невиданная на земле красота всех. К тому же слышалась нежная тихая песня многих, многих тысяч голосов: «Буди имя Господне благословенно от ныне и до века!» Песня раздавалась все громче и громче, будто река разливалась от сильного наводнения. Народ присоединялся к народу в песнопении, как волна сливается с волной, до тех пор, пока не возросла эта песня в громогласное восклицание победных войск.
Потом внезапно все стихло. И появились люди, облаченные в небесную красоту, приклоненные, будто колосья зрелого жита. И настала безмолвная тишина. Тогда показалось множество светочей, на которых что-то горело, отчего струился голубой дым. И распространилось удивительное благоухание, благовонное миро, которое стократно увеличивает жизненные силы в человеке и ласкает его будто луч солнца, и питает слаще меда и молока.
Потом увидел Лазарь, как один человек, сияющий белизной, появился с высоты и быстро направился через всех людей к другому человеку в красной одежде. Приблизившись к нему, он взял его за руку, затем оба отделились от народа и устремились к Лазарю. Их необычное свечение усилилось в несколько раз. В недоумении Лазарь глядел на этих двух людей. Оба были прекрасными юношами, только тот, что был в белом, сиял большей славой, чем тот, что был в красном. Приступивши к Лазарю, первый начал с ним говорить.
Перевод с сербского
Екатерины Василевич
Продолжение следует