«Один только Господь нас спас»
Рассказ – быль
Воспряни, русский народ, оглянись на уроки истории. Когда на твою долю выпадали великие скорби, ты, уповая на милосердие Божие, выходил из них победителем, оставляя за собой поверженного врага. Тебя, как никого другого, на протяжении многих столетий пытаются истребить, потому что именно Святую Русь Господь соделал хранительницей Истины. Вспомни, русский народ, что без Бога ты ничто и главное твое призвание – сохранить чистоту Веры. И тогда сбудутся слова: «На малое время Я оставил тебя, но с великою милостью восприму тебя. В жару гнева Я сокрыл от тебя лице Мое на время, но вечною милостью помилую тебя, говорит Искупитель твой, Господь» (Ис. 54, 7–8). В твоей истории без счета случаев, когда тебе не у кого было искать защиты, кроме как у Бога, – Он Единственный всегда был с тобой.
В этом году исполняется 68-я годовщина начала Великой Отечественной войны. Немного уже осталось в живых ее свидетелей, и каждое воспоминание о том страшном времени особенно ценно для нас, потому что, в первую очередь, – это призыв к покаянию, ведь война – всегда Божие вразумление. В то же время нижеприведенная история еще и еще раз подтверждает, что только надежда и вера в милосердие Божие хранит русский народ в любых испытаниях, выпадающих на его долю.
Мы публикуем рассказ бабушки – бывшей жительницы одной из деревень Курской области р. Б. Ольги, которая пережила тяжелые годы оккупации. Чтобы не нарушить безхитростность повествования, мы не стали его редактировать.
Шла война. Отец на фронте, мать одна, а нас – пятеро детей: мал мала меньше. Старшей сестре и 10-ти лет не было, мне – 8, а самому маленькому мальчишке еще полгода не исполнилось. Немцы в нашу деревню пришли в 1943-м. Мы после этого еще до 1944-го в деревне жили, покуда всех не погнали по белу свету. Хорошо ли, плохо – скотину держали, сено косили. У нас большая скирда сена была. Немцы идут – все попрячутся кто куда, а мы – в эту скирду. Выдергали вглубь нее нору – там тепло... На улице холодно, снег или дождь, а мы туда, в эту нору, залезаем, кулем заткнем дыру, и немцы нас там и не ищут. А потом и скотины не стало. У нас было двое поросят. А немцы как пришли – сразу в сарай ринулись. Немец один поросенка вот так за заднюю ногу поднял, он карабкается, визжит, а немцу смешно. Приходит в хату, у матери ножик взял и тут же в хате горло ему перерезал. Кровь по всей хате, а что ему – они людей убивают, а скотину – за нечего делать. Этих поросят порезали, корова была, телка была – и корову зарезали, и телку зарезали…
Мать за работу получила 15 мешков пшеницы. Бригадир ей говорит:
– Надько, забирай пшеницу.
– А куда ж? У меня мешков нет!
– Хоть во двор высыпи.
Ну, у нас в передней хате полы были из досок, как сейчас, крашеные. Ну, мать туда всю пшеницу повысыпала. Мешки отдала, в передней целая гора пшеницы до самого потолка. А когда немцы пришли – на что им пшеница? Им дом нужен, они эту пшеницу на улицу вынесли и во дворе высыпали.
У нас в деревне 47 дворов было, и вот из жителей этих дворов только мы с сестрой вдвоем живые остались. В каждом доме было где пять, где четыре человека. В нашей семье было пятеро детей, да еще мать и бабка, а в других – по восемь. У кого детей побольше – и по десять было в семье. Немцы всех отправили на тот свет.
По три-четыре дня не евши были. Это когда есть не хочешь – непонятно, а когда голод, ты, ну как вот этот пес: смотришь – кажется, вырвал бы у человека кусок, а кто ему даст?
Как мы все это пережили? Один только Господь нас спас.
Мать говорит: «Иди, Олька, водички принеси». Вышла со двора, чуть прошла, а напротив колодца дом, а в этом доме – немцы. Вперед меня женщина пошла с ребеночком, а тому, мальчишке, наверное, года три. Женщина уже дошла, стала воду черпать, а я позади подхожу. А тут немец выскакивает и бегом, бегом. Думаю: «Куда это он бежит?» А он хватает этого ребенка и раз – в колодец, а он глубокий! Женщина кричит – кому ж не жалко свое дитя! Немец схватил женщину и туда же бросил. Вот, говорят: немцы хорошие, а я говорю: да кто не видел, тот, может, скажет, что они хорошие, но, конечно, человек не только от нации зависит, а от того, какое у него сердце… Вот, значит, не принесла матери воды. Матерь говорит:
– Ну, принесла воду?
– Да вот, не принесла...
– А почему не принесла?
– Да какая уж там, мама, вода, немец там матерь и ребенка утопил…
Восьмого марта 1944-го немцы зашли в нашу деревню для того, чтобы уже всех выгнать. Мы с сестрой на печке были, они нас оттуда стащили и давай в колонну гнать, а нам ведь не хочется никуда из дому уходить – мы и попрыгали в погреб. Жили целую неделю в погребе. И днем, и ночью сидим, ведь в марте холодно еще, где снег, где лед, ну, а есть-то хочется. Кто жил не евши, тот знает. Я думаю: «Ну, что сидеть в погребе, надо из него вылазить, где-нибудь что-нибудь найти, хоть поесть-то». Вылезла из погреба, пошла, думаю: может, кто кусочек даст, кто картошки даст – кто сырой, кто вареной. Это вот сейчас рассказываю – самой смешно, а тогда – голод. Будет где-нибудь валяться картошина сырая, ты ее вот так хватишь и запрячешь, чтобы никто не видел, чтобы съесть, – вот как мы пережили войну.
А потом и в погребе нас нашли – везде проверяли. Вытащили, в колонну поставили и гонют нас, как скотину, кнутами щелкают. Тут сейчас асфальт, а тогда дорога была – такая грязь! А мы босые, раздетые… Выгнали нас и тридцать километров гнали. Холодно, голодно… А ведь март на дворе… До другой деревни догнали нас, там еще деревня, – с хаты двух девчонок немцы выгнали: одной, такой, годов, может, десять, а может, девять, а другая – еще меньше. Босиком, раздетые, вот так вот на поясе мешочком обернутые и веревочкой подвязанные и босые, и голые, и все. У нас хоть плохонькие, да платья были, а у них, бедненьких, вообще ничего не было, они вот так мешочками обернуты… две девочки, и тоже их в колонну. Они идут, идут, ведь не евши, безсильные, идут, идут, упадут, немец подойдет, кнутом – раз, раз.
В этой же деревне бабка с дедкою жили, и их тоже выгнали из дому. Дед не ходит, а бабка – еле-еле. Ну, выгнали, дед идти не может, а бабка бросать его не хочет, ну что с ним делать-то? Значит, в корыто, что стирают, положила этого деда, веревочку привязала и тащит, тащит по грязи… Ну, сколько она могла протащить? Ведь они нас с самого утра и до самой поздней ночи гнали, кнутами стегали, как скотину… Сколько-то тащить? Тащила, тащила бабка деда, хоп – поскользнулась, а может уже и устала, упала, немец подходит и в живот штыком раз, ну и лежит. А дед кричит, бабку-то убили, а он что будет делать, он не может ни ходить, ни вставать… Подошли и ему в живот штыком…
Ох, один только Господь нас спас. Потому что когда мы маленькие были, наша мать Богу ходила молиться. Она когда до революции в школе училась, там преподавали Божий Закон, и она нас тоже учила. Если мы садимся есть, говорит: «Становитесь на коленки, молитесь Богу». Покуда кто-нибудь не встанет на коленки, тому есть не дает. Вот становимся на коленки, молимся Богу, целуем землю, Бога просим, чтобы он нам грехи все простил, хоть мы и маленькие были… Ну, тогда мать даст нам поесть. А что поесть? Кое-что… Сейчас такого не едят – прошлогоднюю картошку: попашут огород, а там остается картошка, рассыпается. Эту картошку прошлогоднюю собирали. Сейчас вот глянь, сколько крапивы, а тогда у нас не было крапивы, мы ее всю, и вообще, все, что можно съесть, рвали, несли домой, чтобы мать сварила нам что-нибудь. А тогда, Господи, Господи… я говорю и холодно, и голодно, ну, поедим, тогда – разбегайтесь кто куда.
За мной еще одна сестра была, она умерла. Маленькая, а такая добрая была, и мне так ее было жалко. Она никогда не делила людей на хороших и плохих. Я ей говорю: «Ну что ты с ней разговариваешь?» или «Что ты с ней водишься?» А она отвечает: «Оль, да ты ведь не знаешь, она такая хорошая!» Я отвечаю: «Какая она хорошая?» – «Хорошая!» Она думала, что все люди хорошие, а они ее прикокошили. Живот ей разрезали, в общем... свои же прикокошили, подданные немцев – предатели…
Из 47-ми дворов только мы с сестрой живые, все остальные на том свете, потому что у нас такая мать была – учила нас Богу молиться, чтоб не хулиганили, по-настоящему. И вот Бог нас спас, а то все погибли, сколько там в деревне было…
Война – это страшно. Люди все могут пережить – и холод, и голод, но только не войну, не дай Бог война…
Дорогие братья и сестры! Если Вы сами были свидетелями тех нелегких военных лет, или у вас есть родственники или знакомые, которые могут рассказать о пережитом, записывайте их воспоминания и присылайте нам – по возможности мы будем их публиковать. Эти простые живые рассказы помогают по крупицам восстанавливать утраченную ныне связь поколений.
Материал подготовила
Александра Боголюбова
Святые Отцы о войне
Преп. Исидор Пелусиот:
«Войны воспламеняются больше всего ради приобретения чужой собственности. Но не должно обвинять всех ведущих войну; положивших начало или нанесению обиды, или хищению справедливо называть губительными демонами; отмщающих же умеренно не надлежит и укорять как несправедливо поступающих, потому что делают дело законное».
Св. прав. Иоанн Кронштадтский:
«Чтобы заслужить небесную помощь в тяжелых обстоятельствах Отечества, нужна твердая вера в Божественную помощь, а главное – покаяние в грехах, вызвавших гнев Божий на Россию, – исправление нравов».
«Война вызвана безбожием и безнравственностию русского всесословного мира и войною дается ему горький урок. Потеря веры в Бога, в Евангелие, в Церковь, отвержение ее руководства – причина всяких безобразий в России.
Возвратимся туда, откуда удалились, – к Богу, к Церкви, к Евангелию, к его <Евангелия> святым заветам, и Бог обратится к нам, и поможет нам во всем, и защитит нас от врагов наших, и направит ноги наши, жизнь нашу, на путь мирен (см.: Лк. 1, 79), и войну прекратит, и всем укажет свое место».
Свт. Феофан Затворник:
«На воинах и войнах часто видимое Бог являл благословение и в Ветхом, и в Новом Завете. А у нас сколько князей прославлены мощами, кои, однако ж, воевали. В Киево-Печерской лавре в пещерах есть мощи воинов. Воюют по любви к своим, чтобы они не подвергались плену и насилиям вражеским. Что делали французы в России? И как было не воевать с ними?»
Свт. Димитрий Ростовский:
«<Врагов> не только нельзя любить, но даже необходимо выступать войной против них, полагая душу свою за христианское Царство и целость Церкви».
Свт. Филарет Московский:
«Война – страшное дело для тех, которые предпринимают ее без нужды, без правды, с жаждою корысти или преобладания, превратившеюся в жажду крови. На них лежит тяжкая ответственность за кровь и бедствия своих и чужих.
Но война – священное дело для тех, которые принимают ее по необходимости, в защиту правды, веры, Отечества. Подвизающийся в сей брани оружием совершает подвиг веры и правды, который христианские мученики совершали исповеданием веры и правды, страданием и смертию за сие исповедание; и, приемля раны, и полагая живот свой в сей брани, он идет вслед мучеников к нетленному венцу».