|
Плакат времен Великой Отечественной войны |
После публикации в № 12 (102) рассказа женщины, пережившей Великую Отечественную войну, – «Только один Господь нас спас» в редакцию стали приходить письма читателей.
Благодарим всех, кто откликнулся на нашу просьбу поделиться воспоминаниями очевидцев грозных военных лет, и предлагаем ознакомиться с еще двумя непридуманными искренними повествованиями.
Письмо первое
Мир вам, дорогая о Господе редакция газеты «Дух христианина»! Низкий вам поклон из Белоруссии за вашу газету, которую с нетерпением ждем и с огромной радостью берем в руки очередной выпуск.
У нас в Белоруссии обстановка совсем иная, нежели в России: все более лукаво. И в отношении всяких новшеств мы шагаем «впереди планеты всей». Духовные идеи глобализации внедряются в жизнь очень хитро, замаскировано, с давлением и, главное, оперативно. Да еще со всех сторон идет повальное братание с еретиками-католиками. Изданий, подобных «Духу христианина», у нас нет и не будет, а в своих воспевается только то, что угодно экуменисту Филарету, а если где и промелькнет лучик истины, то тут же все будет облито грязью и перевернуто. Так что нам, христианам последних времен, которые готовы идти с помощью Божией вслед за Христом узким и скорбным путем, такая газета как своеобразный маяк в наше апостасийное время. Надеюсь, милостию Божией, вы еще потрудитесь во Славу Господа, несмотря ни на что.
* * *
Все дальше в глубину лет уходит от нас Великая Отечественная война. Но память о ней будет жива, пока мы будем помнить ее, из поколения в поколение передавая рассказы о ее ужасах и о том, какой ценой была вырвана Победа. Прочитала в № 12 газеты статью «Один только Господь нас спас», и в памяти невольно всплыли воспоминания моей бабушки. И хотя вот уже три года, как ее нет с нами, с большим трепетом передается в нашей семье ее история.
Родилась моя бабушка, Татьяна Ивановна Ходан, 4 августа 1925 года в деревне Юховичи Россонского района Витебской области. В 1941 году, когда началась война, ее отец, Ходан Иван Петрович, ушел в партизанский отряд имени Котовского Рокоссовской бригады.
В лесу, возле озера Окунец, прятались от фашистов местные жители д. Юхновичи. Немцы сожгли все до последнего дома, а некоторых преследовали как членов партизанских семей. В их числе была и семья моей бабушки. Они прятались, как могли. Но 11 апреля 1943 года фашисты согнали всех, кого нашли в лесу. Заставили выкопать яму. Выстроили человек сорок детей, женщин и стариков и стали расстреливать.
Из попавших под расстрел в живых осталось четверо: четырехлетний Лисович Николай, его родная сестра Зина шести лет, моя бабушка Таня – ей было тогда 16 лет – и ее брат-близнец Петя. Они спаслись от смерти, потому что взрослые, падая, сбили их и накрыли своими телами. Когда фашисты ушли, первой поднялась моя бабушка и начала искать живых. Вытащила брата, Зину и Колю, лежавших под мертвым телом их родного отца. Здесь же лежали их мать и сестра, а также мама Пелагея и три родные сестры моей бабушки.
Наступила ночь, и тут появились волки. Таня с Петей подняли детей на дерево, привязали их к стволу, чтобы те не упали, а сами с палками примостились пониже, чтобы отгонять волков. До самого утра звери бродили вокруг дерева и выли. Ушли они лишь с рассветом.
Оставшиеся в живых дети долго не решались спуститься вниз, а когда слезли – не могли идти, так как у них отекли ноги. Но через силу старшие с младшими на руках все же прошли около километра и сели на лесной дороге. Тут их, милостию Божией, нашли партизаны отряда им. Котовского и забрали с собой. Вскоре Колю и Зину Лисовичей переправили в детский дом, а Таня с Петей остались в отряде.
После войны бабушка с братом нашли детей через газету в г. Кокчетаве. Где уж они теперь, живые ли? Не знаем. Может, кто из их близких, вспомнив эту историю, откликнется…
Через некоторое время отряд вышел из окружения. Как же трудно и страшно было им пробираться! Повсюду ощущалось присутствие врага. Шли длинной цепочкой, один за другим. Идти нужно было очень тихо, чтобы не обнаружить себя. Малейший звук мог выдать весь отряд.
После войны отец забрал мою бабушку с братом из отряда, и началась послевоенная жизнь.
Позже, с моим глубоким воцерковлением, я стала осознавать те события как великую милость Божию. До самого конца жизни, в свои 80 лет, бабушка сохраняла ясную память о тех страшных военных днях. И поскольку живых участников этой великой войны становится с каждым днем все меньше, мы просто обязаны хранить все в своей памяти. Я безконечно благодарна Господу за спасенную жизнь моей бабушки, за то, что продолжился наш род, за те чудеса, которые Господь даровал бабушке и в мирное время. Бабушка часто вспоминала, как ее и сестер подымала на ночную молитву еще их бабушка (то есть моя прапрабабушка). И вот какие чудеса для укрепления ее веры и покаяния и для нас, конечно, явил Господь.
Во время экстренной операции (врачи не брались оперировать раньше, так как боялись, что не выдержит сердце пациентки уже преклонных лет), когда ее жизнь висела на волоске, ей явилась Женщина в голубом одеянии и сказала: «Все, Таня, вставай, хватит тебе лежать». А потом взяла ее за руку и сказала: «И запомни: твой день рождения 28 декабря». После этого видения бабушка очнулась, повергнув в изумление врачей. А свой день рождения бабушка не знала – отмечала 4 августа, хотя вспоминала, как мама ей говорила, что она родилась зимой. И названа ведь в честь мц. Татианы, память которой 25 января.
Бабушка была инвалидом на ноги, к концу жизни почти уже не ходила, получила группу инвалидности, сильно заболела. Врач приезжала на дом, осмотрела ее и сказала, что в таком возрасте сделать уже ничего невозможно. Бабушка смирилась, но со временем каждый день стала читать Богородичное правило. Через некоторое время произошло чудо: бабушка исцелилась, и это подтвердил врач.
На этом милости Божии не закончились. Перед смертью Господь сподобил бабушку пособороваться и причаститься. А нам, грешным, оставил в назидание память о всех происшедших событиях и даровал еще более глубокую веру в Промысел Божий. Пусть все вышеописанное послужит во Славу Божию тем, кто отчаялся и не надеется, ищет и не находит. Господь никогда не оставит нас, если только мы не оставим Его.
Если мой рассказ окажется достоин публикации в вашей газете, то пусть он пойдет на благо читателям. Пусть Пречистая Богородица бережет под Своим Омофором всех, кто работает над этим изданием, которое светом Фаворским освящает и просвещает наши грешные души!
Восхвалим Господа за нас,
Что Своей волей всех собрал
И в этот смутный в мире час
Стоять за Истину призвал.
Он ждет от нас, Своих детей,
Безгрешной жизни и борьбы,
А мы порой в плену страстей
Все забываем и слабы.
Для нас Его дороже нет,
И Он навстречу нам идет,
Дает Он каждому Свой Крест
И с каждым Сам его несет.
Так дай нам в вере устоять
И не прельститься ни на миг;
Друг друга подло не предать,
Не огорчить Твой светлый Лик;
Чтоб враг не смог нас одолеть –
Искусен он в своих делах,
На всех с любовью нам смотреть
И прогонять бесовский страх;
Святую Веру оправдать,
Не потерять Небесный дар
И, если нужно, жизнь отдать
Тому, Кто Смыслом жизни стал;
Пройти свой путь всем до конца
Не убояться, устоять,
Достичь Небесного венца
И с ним Спасителя встречать.
Восхвалим Господа за веру,
Которую вложил в сердца.
Ты стал для нас Святым Примером,
Взяв плоть людей и Дух Отца.
С любовью о Господе,
р.Б. Ангелина
Беларусь, Витебская обл.
* * *
Письмо второе
Дорогая редакция!
В ответ на вашу просьбу поделиться воспоминаниями о ВОВ, я посылаю ксерокопию письма моей мамы к своей сестре, отправленного в 1945 году. Оно было написано красными чернилами – из ягод бузины.
Чтобы было более понятно, расскажу о том, что мы, дети, помнили. До войны папа был директором школы, а мама не работала. В семье трое детей: два старших брата и я, младшая, 1939 года рождения.
Жили мы на Украине в Хмельницкой области. С самого начала войны наш частный домик превратился в явочную квартиру политрука партизанского отряда Письменного. Он познакомил родителей еще с четырьмя или пятью партизанами, которых родители должны были знать в лицо. Остальные приходили с ними вечером или ночью, когда шли на задание или возвращались с него.
Так продолжалось до сентября 1942 года. 23 сентября, почти в полночь, к дому подъехала грузовая машина с немцами (именно с этого момента я помню свою жизнь), они сразу побежали на чердак, где в это время находились четверо партизан, началась перестрелка. Трем партизанам удалось скрыться, а одного они убили. Папу погрузили на машину и увезли, а маме только разрешили вывести из дома детей и тут же, облив дом керосином, подожгли. Рвались гранаты на чердаке, два мешка партизанской соли и черепица на крыше… А немцы, человек 20, сидели и смотрели.
Эту картину и эту ненавистную немецкую речь я не забуду никогда…
На следующий день забрали и маму. Что было дальше, вспоминать тяжело. Думаем, что родители остались живы только благодаря одному «немецкому» или, правильнее сказать, нашему неизвестному разведчику. «Имя твое неизвестно, образ твой безсмертен». Мама сначала его очень боялась – думала, что немец. Высокий, красивый, с безукоризненно сидевшей на нем формой немецкого офицера. По утрам маму и других заключенных выводили во двор тюрьмы и били палками с сучьями. Он же старался маму как-то пропустить или, если и ударить, то слегка. Сильно избивал ее на допросах только начальник тюрьмы, немец. Кормили гнилой капустой, сваренной на воде, кушать ее было просто невозможно. Маму подкармливал потихоньку один охранник, оказавшийся бывшим папиным учеником, партизаном. Потом немцы стали его подозревать, избили сильно, и партизаны забрали его в отряд…
Однажды «немецкий офицер», о котором упоминалось выше, вызывает маму из камеры, заводит в какой-то подвал. А маме 44 года, красивая, с хорошей фигурой. Можно только представить, что она подумала… А он стал в подвале на верхних ступеньках и на чистом русском языке сказал: «Вчера наши взяли Киев, но если Вы кому-нибудь об этом скажете, то вам будет плохо». И опять отправил ее в камеру. Мама в оцепенении (она все еще думала, что он фриц): «Как же так? Ведь Киев немцами был уже взят в 1941 году?!» А один раз он подошел к ней и говорит: «Мы Вас переводим на кухню, там можно будет что-нибудь покушать. Только не вздумайте убегать». Очевидно, что он заботился не только о маме, но и о папе, помогал им, и не зря, как выяснилось потом, «сломалась» машина, на которой папу везли на так и не состоявшийся расстрел... Потом моего отца отправили в Германию. Оттуда он вернулся в 1946 году с перебитой спиной и ничего об этом периоде своей жизни не рассказывал, так как сразу его глаза застилали слезы. Директором школы он уже больше не работал, а только учителем математики. А в 1958 году их обоих сократили за отсутствием документов, хотя авторитет у них был огромный и они были очень хорошие учителя.
Что еще рассказывала мама? Один раз они всей камерой запели молитву – голоса у них были сильные и красивые – не то, что у нынешних «звезд». Немцы с собаками и палками забегали, стали кричать, но им объяснили, что это молитва… На следующий день в камеру привели женщину с молоденькой дочерью. Девушку каждый вечер забирали на ночь и насиловали. Она цеплялась за маму и кричала: «Мамочка, не отдавай меня!» Мать сошла с ума, а девушку расстреляли.
Расстрелы были каждый день, и сокамерники, когда кого-то вызывали на расстрел, знали, куда их ведут, и своей кровью на стене камеры писали: такого-то числа и года расстрелян – и Ф.И.О. Все стены были исписаны кровью.
Когда немцев прогнали, мама стала работать учительницей в Белокриничье. Колхоз дал временно квартиру, но в остальном приходилось очень тяжело: дом сгорел, вещей не осталось, мы были все разутые и раздетые. Мама, с ее слабым здоровьем (очень часто бывали сердечные приступы с потерей сознания), чтобы нас прокормить, работала с утра до ночи. Чувство голода меня не покидает до сих пор. Восстановиться мы практически так и не смогли, жили бедно.
Сразу после войны маму очень мучил КГБ, мама их боялась – в нашей семье были репрессированы дедушка, брат папы и другие родственники. Папу тоже еще до войны три раза ночью забирали, но, правда, каждый раз к утру отпускали. Хранил его Господь Бог.
Маме в управлении КГБ показывали фотографии людей, подозреваемых в содействии фашистам, и приказывали опознать, чтобы потом расстрелять их. А мама смотрит на фотографии и думает: «То ли тот, то ли не тот…» – не помнит: боялась ошибиться, чтобы невинные не пострадали, так ни одного и не опознала. В ответ на ее сомнения или молчание – крик, мат; и перед каждым вызовом и после него у мамы обморок из-за слабого сердца и наш плач…
Давно нет в живых моих родителей, а люди их помнят и убирают их могилы до сих пор. Зачем я все это написала? Я не претендую на публикацию, просто излила душу...
N., г. Москва
