Чрезвычайный и полномочный посол Сербии и Черногории в Российской Федерации Милан Рочен 15 ноября 2005 г. устроил в посольстве трижды бывшей Югославии торжественный прием в связи с визитом в Москву президента Сербии Бориса Тадича. Старый и опытный дипломат, Рочен многое повидал на своем веку и научился практически безошибочно ориентироваться в лабиринтах российский общественно-политической жизни, проявлять мудрость и выдержку и подавлять естественное чувство брезгливости, ступая по крысиным тропам хазарской демократии. Фактически, он исполнял обязанности посла еще в 90-е годы теперь уже прошлого столетия, в период неглавного обострения отношений между Югославией и РФ, когда ханукапьная козыревская дипломатия, понукаемая истеричными окриками из Вашингтона, тщетно пыталась повлиять на непокорный народ маленькой балканской страны, ставшей к тому времени костью в горле у американо-иудейского «нового мирового порядка».
    То было суровое и счастливое время больших надежд. Над сербской Боснией ярко светила звезда славянского героя Радована Караджича. «Северняча», как говорили сами сербы еще со времен Милоша Цриянского и Димитрия Лётича. Свет ее лучей, разгоняя удушливую ближневосточную тьму, образовывал православный крест - подобный тем, что красовались на башнях танков Армии Республики Сербской (взамен счищенной масонской звезды), утюживших своими стальными гусеницами позиции мусульман и хорватов по всему периметру первого христианского государства в новейшей европейской истории. Православная держава, словно феникс из пепла, восставала на переднем крае Третьей мировой войны, вселяя надежду в сердца людей, впервые явственно ощутивших под ногами твердую почву Европы, проступающую из-под грязной, чужеродной трясины «современного мира», пусть и на крохотном боснийском островке. То была реальность. В тысячу раз более желанная сербскому сердцу, чем красивый миф о земле папео-сорабов и древнем праокеане Тетис, повторяемый в последние годы жизни всемирно известным художником Миличем из Мачвы, что пытался когда-то убедить Давида Рокфеллера пощадить балканских славян. В подобном заступничестве славяне, естественно, не нуждались. «Охотников продать собственную душу поищите в другом месте!» - таков был сербский ответ лукавым искусителям, и по сей день не оставляющим попыток провести кощунственную «параллель» между «историческими страданиями двух народов». Или, как сказал устами своего главного героя в романе «Ратный крест» писатель Момчило Селич: «Сербы - народ витязей и героев, а если нет, то они уже ничто. Стать евреями мы никогда не сможем».
    «Бремя белого человека», о котором Западная Европа заговорила именно тогда, когда стала открыто тяготиться сей почетной и нелегкой ношей, всегда называлось у православных сербов «Крест Честной». Они несли его из поколения в поколение, сражаясь с азиатскими поработителями за «золотую свободу», и в этом были похожи на своих русских братьев. Разница была только в том, что они более остро ощущали свое славянство, кровное естество, заставлявшее помнить о нерасторжимых узах, связующих их с Европой, любимой дочерью Христа, по глаголу святителя Николая Сербского, которую русский мыслитель Алексей Степанович Хомяков называл страной святых чудес. Ибо пять веков провели в жестокой неволе, бок о бок с ненавистным кровником, сжимаемые скользкими чешуйчатыми кольцами («Выползала пестрая гадюка из Азии из Анатолийской...»). «И пусть Европа, порабощенная жидами, отреклась от нас - мы не отреклись от нее и даже под бомбами НАТО продолжаем скорбеть о ее падении» (Желько Познанович. Сербская идея. М.: 2000. С.10).
    В конце 80-х годов, когда к власти в Сербии пришел Слободан Милошевич, господству инородцев, казалось, пришел конец. Расколотый бюст Моше Пияде на Калемегдане красноречиво свидетельствовал об отношении к Тито и его «гвардии».
    Милошевич завоевал популярность на волне борьбы с сепаратизмом и агрессивными нацменьшинствами. «Никто не смеет вас бить!» - бросил он крылатую фразу, выступая на митинге косовских сербов, и действительно положил конец албанскому безпределу в крае. Но, перечеркнув главные принципы титоизма, он не решился официально заменить господствующую идеологию сербской национальной, еще сложнее было его отношение к Православию. Тем не менее в его окружении нашлись отдельные люди, в какой-то момент решившиеся на противостояние «общечеловекам». Одним из них был шеф госбезопасности Йовица Станишич. Европеец и славянин, он мало походил на «интеллигентного» Юрия Андропова, к которому и по сей день питают самые нежные чувства соплеменники во всем мире, ценя его главным образом за «безкомпромиссную борьбу с русским национализмом». Станишич же, наоборот, пусть и не столь безкомпромиссно, начал борьбу с балканскими сородичами Андропова, поскольку последние - со времен Драгутина Ленарда - запустили свои щупальца во многие сферы общественной жизни, продолжая контролировать важнейшие процессы и ключевые посты, несмотря на то,что формально пребывали на вторых ролях.
    Новая информационная политика коснулась и освещения положения дел в России. Сам Милошевич и формально, и реально продолжал оставаться интернационалистом и сторонником гражданского общества. Самые резкие его высказывания в адрес ельцинской России не переходили границ дозволенного в «цивилизованном мире». Например: «Мне... неприятно наблюдать, как вчера еще гордой и великой стране диктуют условия, как ею управляют извне, как ее собственную политику творят за ее пределами» («Новости», 11. 10.92). Журналисты и авторы, не входящие в социалистическую номенклатуру, могли позволить себе гораздо больше. Известный ученый-русист и блестящий переводчик Достоевского (в частности, «Дневника писателя»), ставший вскоре деканом филологического факультета Белградского университета, опубликовал в одном из центральных изданий статью под названием «Еврейская мафия в России». Знаменитый на всю страну публицист печатал аналогичные материалы буквально в каждом номере самого тиражируемого в Сербии журнала. Даже в вечернем выпуске «Новостей» можно было увидеть подобные сюжеты. Большинство сербов искренне полагало, что «перестройка» скоро захлебнется, а «еврейских демократов сменят русские патриоты, как те в свое время сменили советских коммунистов». В самом сербском руководстве всерьез рассчитывали на победу русской оппозиции.
    После 1993 года ситуация начала меняться. В свое время Милошевич так и не сжег до конца мосты ни с титовским прошлым, ни с Западом, которому верой и правдой служил Иосиф Амброз Тито после своего демонстративного разрыва со Сталиным в 1948 году. Теперь он начинает искать пути компромисса, чтобы сохранить личную власть. Открыто угождать Америке, бомбившей в 1994 году Крайну и боснийских сербов, слишком опасно: народ не поймет. Но есть проамериканский ельцинский режим в Москве... Теперь уже не русские писатели и общественные деятели, а лакеи режима выступают в качестве «друзей Сербии». Конечно, сербам не предложишь Гайдара или Явлинского (пробовали, да только их освистали даже местные демократы), но есть проверенные «русские националисты». Например, Владимир Вольфович Жириновский. Во время своих скандальных визитов на Балканы «сын юриста» собирал на площадях Белграда, Подгорицы и других городов многолюдные митинги, орал, брызгал слюной, обещал сербам, что ни одна американская бомба не упадет на их землю, угрожал Западу русским «чудо-оружием». Интересно (и за-кономерно), что в то же самое время и даже еще раньше «на помощь» сербам устремились и «доброхоты» с Запада, «независимые эксперты», представители «общественных» и «гуманитарных» организаций. «Клара Мандич вьется вокруг Радована Караджича, а израильский полковник Эзра Дан днюет и ночует в штабе у Ратко Мжадича, в то время как Гарри Штейнер в Белграде - вместе с Соней Лихт и Жарко Корачем - занимается „диссидентством" и „оппозиционной деятельностью"», - пишет в эти дни уже знакомый читателю Момчило Селич.
    В сербской Боснии ближневосточным «друзьям» вежливо, но твердо указали на дверь. В Белграде дело обстояло иначе. Секретарь Общества сербско-еврейской дружбы Клара Мандич входила к Милошевичу без доклада, угощая охрану кошерными деликатесами домашнего приготовления.
    Этому активно способствовала супруга президента Мира Маркович, ярая ненавистница «сербских националистов» и Православной Церкви (известен случай, когда на официальном приеме Мира демонстративно повернулась задом к Патриарху Павлу, в то время как главу Сербской церкви почтительно приветствовал ее муж, по чьей инициативе и состоялась встреча). Злые языки утверждали, что супруга Милошевича не просто «несербка», но внебрачная дочь самого Тито и что именно благодаря ранней женитьбе на девушке старше себя простой славянский паренек был рано допущен и в номенклатурную среду, где в ту пору не только сербов, но и славян вообще (хорваты и словенцы все-таки имели некоторое преимущество) можно было пересчитать по пальцам. Незадолго до краха белградского режима, Мира, словно нарочно, - чтобы ускорить его агонию - создает собственную политическую партию «югославские левые» («ЮЛ»), чьей идеологией становится воинствующее безбожие и откровенная ненависть к национальным ценностям. В качестве «союзника» социалистов «ЮЛ» сделал все, чтобы скомпрометировать их в глазах народа, а также окончательно оттолкнул от Милошевича сербских радикалов, чей лидер Воислав Шешель (сегодня так же, как и Слободан Милошевич, узник Гаагского судилища), тщетно взывал к здравому смыслу югославского президента накануне роковых выборов 2000 года. Остается только добавить, что пресловутый Международный трибунал, столь энергично разыскивающий по всему миру «сообщников Милошевича» и «сербских военных преступников», никогда не делал попытки найти Миру Маркович, а совсем недавно послушный ему отныне Белградский суд официально отменил свой запрос о ее розыске через Интерпол. Дословно: «Из-за отсутствия причин». Действительно, какие могут быть причины? В противном случае пособницей «сербских военных преступников» пришлось бы объявлять и Мадлен Олбрайт: тоже жила в Сербии, куда ее родители-евреи бежали из оккупированной Гитлером Чехословакии (знали бы тогда сербы какую змею пригрели на своей груди !), и «общечеловеческие ценности» любит так же горячо, и сербский язык знает не хуже Миры.
    Видя метаморфозы режима, начала приспосабливаться к новым условиям и оппозиция. В славянской Сербии демократия всегда была маргинальным явлением. Признаться в своем «демократизме» было равносильно признанию в принадлежности к «нетрадиционным меньшинствам». Не случайно лидер крупнейшей оппозиционной партии Вук Драшкович (нынешний министр иностранных дел) начинал как «православный монархист». Воислав Коштуница, будучи одним из основателей Общества сербско-еврейской дружбы, с точки зрения многих своих «сообщников», а позднее - западных и российских политиканов, был самым настоящим «националистом». К чести сербских демократов (сербского происхождения) следует заметить, что ни один из них не опустился до того, чтобы открыть в блокадной Сербии, подобно сыну Милошевича - Марко, дискотеку под названием «Мадонна», безстыдный прожигатель жизни, Марко Милошевич, как, впрочем, и другие «юловцы», был большим поклонником американской порнопевицы. Не отставала от брата и Мария Милошевич, ставшая крупной начальницей в средствах массовой информации. Естественно, при подобных раскладах проводить в центральных СМИ прежнюю линию на противопоставление «новому мировому порядку» европейских и христианских ценностей становилось все затруднительнее. Славянская тема низводилась до декоративного уровня. Многие люди, предвидя дальнейший ход событий, сознательно уходили в тень. Других вежливо, но энергично оттесняли: «Не надо чересчур дразнить кремлевских гусей. Вы же любите русских братьев!» Так Запад в борьбе против сербского народа, чья решимость и мужество не на шутку встревожили заокеанских стратегов, ловко и цинично использовал «русскую карту».