Птицы-ангелы

    Колокольня считалась гордостью монастыря. Она была такая высокая, что ее купол и крест терялись в облаках. Звук главного колокола был слышен за несколько десятков километров. Каждый день, утром и вечером, возвещая о начале богослужения, он гудел на всю округу, и жители окрестных сел и деревень проверяли по нему часы.
    Довольно часто в монастырь прибывали автобусы с паломниками - из столицы, а также из других крупных городов. Программа знакомства с обителью непременно включала в себя подъем на колокольню, и паломники с нетерпением ожидали этого момента (некоторые из них приезжали специально ради этого).

    Боголюбов жил в монастыре с начала Успенского поста. Он аккуратно посещал утренние и вечерние богослужения, купался в святом источнике, беседовал с монахами, а вот подняться на колокольню пока не удавалось - он нес послушание в яблоневом саду.
    В праздник Преображения Господня работать не полагалось, и Боголюбов решил исполнить свое давнишнее желание. День был на редкость погожий: сияло солнце, и дул очень приятный теплый ветерок.
    - Андрей тебя проводит, - сказал отец Феодул (он исполнял обязанности благочинного), которому Боголюбов изложил свою просьбу.
    Он подошел к колокольне в тот момент, когда из нее выходила группа паломников.
    - Ну как, тяжело было подниматься? - спросил он пожилую женщину в синем с белыми горошинами платочке.
    - Да, пришлось потрудиться, -ответила она.
    - А спускаться?
    - Как на крыльях!
    Боголюбов вошел в колокольню, и Андрей закрыл за собой тяжелую металлическую дверь, а потом, чтобы ее никто не смог открыть снаружи, вставил в железную скобу деревянный брус. В колокольне было прохладно, и пахло голубиным пометом.
    Андрей был рослым, сильным, подвижным юношей с короткой прической. Он выглядел на все семнадцать лет, хотя ему было только четырнадцать. Каждое лето он приезжал в монастырь и жил здесь по два-три месяца, выполняя различные послушания.
    - Ну, с Богом! - сказал Боголюбов, осенив себя крестным знамением.
    Ступени железной винтовой лестницы были невысокие, и поэтому шагать было легко. Боголюбов взял средний, спокойный темп: главное - не сбить дыхание. Один виток, другой, третий.
    «Чудеса, да и только! - подумал про себя Боголюбов. - Лестница крутая, а усталости никакой!»
    - Если дело и дальше так пойдет, то мы через четверть часа будем у цели, - сказал он, обращаясь к своему спутнику, который шагал сзади.
    - Запросто, - ответил Андрей. - Если нужно быстро подняться, чтобы звонить, я взлетаю в один момент.
    - Ну, тебе, молодому, так и положено, а вот мне, немолодому, приходится скрипеть. Держась левой рукой за перила, Боголюбов продолжал подъем. Ступеньки были усыпаны высохшим серым голубиным пометом, и только их средняя часть, вытертая ногами тысяч и тысяч паломников, тускло блестела в полумраке.
    Вскоре показалась первая площадка. Вернее, она была когда-то здесь - о ней напоминали лишь стальные балки, пересекающие колокольню от стены до стены, да узкие пустые проемы окон. В проемах свистел ветер, и Боголюбов, не задерживаясь, двинулся дальше.
    Мимо то и дело пролетали голуби. - Они здесь живут? - поинтересовался Боголюбов.
- Да, каждый год селятся.
    В глубоких выбоинах в стене, оставленных временем, виднелись свитые из соломинок, веточек, перышек и укрепленные глиной гнезда.
    - Вон яйца, - продолжал юноша. - Нет, уже птенчики! Еще вчера были яйца, а сегодня - птенчики!
    Они широко раскрывали клювики, требуя еды, и изо всей силы пищали, но за шумом ветра их писка не было слышно. На край гнезда плавно спланировал голубь, отдал червячка птенцу и улетел обратно, а на его место тут же сел другой голубь. Кто из них был папа, а кто была мама, определить в полумраке было, конечно, нельзя.
    - Еле успевают, - сказал Андрей, - от зари до зари трудятся... Ласточки тоже здесь живут, им нравится, потому что безопасно.
    Неожиданно показалась еще одна площадка.
    - Все, пришли! - сказал Андрей.
    - Это что - самый верх? - не поверил Боголюбов.
    - Да.
    «Поразительно! За считанные минуты! И абсолютно никакой усталости! Словно небесный защитник и покровитель этой обители на своих ладонях поднял меня сюда!»
    Едва Боголюбов ступил на площадку, сильный порыв ветра подхватил его и наверняка увлек бы за собой, если бы он не держался за перила.
    «Как на палубе морской яхты во время шторма!» - подумал он, оценивая обстановку и соображая, как поступить дальше.
    Прочный дубовый настил, по кругу - высокие массивные каменные опоры, между ними - надежные железные ограждения; в одном месте, на северной стороне, они отсутствовали, а вместо перекрытия зияла основательная дыра; в центре висел громадный, потемневший от времени, ветров и ненастья колокол; внутри него - зависший на натянутой веревке, похожий по форме на грушу, такой же потемневший от времени «язык»; рядом - колокол поменьше, потом еще меньше, а потом еще меньше; и еще один совсем маленький; веревки от них - толстые, потоньше и совсем тоненькие - сходились в «пульте управления».
    «Капитанский мостик морской яхты, на которой я мог бы служить и быть, возможно, неплохим матросом».
    Выбрав момент, когда порывы ветра немного ослабли, Боголюбов решительно шагнул на площадку, быстро пересек ее и встал под защиту одной из опор.
    Вид, который открылся перед ним, поразил его - безкрайние просторы, раздолье, широта! Вблизи, метрах в двухстах от монастыря, небольшие холмы, за ними - перелесок, дальше - привольная пойма, а еще дальше - река; блестя на солнце, она катила свои воды на юг; не узкая, но и не очень широкая, она выбирала себе путь там, где хотела, - один изгиб, другой, третий - и вот она уже почти у стен монастыря.
    Родная, до боли в сердце близкая, знакомая и в то же время - новая, неожиданная - Русская Земля!
    Боголюбов перешел на западную сторону площадки: светло-желтые пятна нив и среди них - зеленые островки березовых и сосновых рощ, маленькие деревушки по берегам реки, реже - села, и обязательно на пригорке, обязательно на самом видном месте - белые церквушечки с золотыми луковичками куполов, серые, прихотливо извивающиеся ниточки дорог среди жнивья - у Боголюбова перехватило дыхание.
    «Где, в каком краю, на каком континенте найдешь такое!»
    Он бывал во многих странах, и близких, и далеких, многое чего повидал, но ни роскошь греческих островов, ни блеск скандинавских фьордов, ни буйство цейлонских джунглей, ни однообразие африканских пустынь не производилина него такого умилительного впечатления, как Русские Просторы!
    - Вон еще один монастырь! Андрей показал рукой за реку: светло-коричневая ниточка стены, меловые остовы храмов, желтовато-серая свечечка колокольни.
    - Напрямик до него всего семь километров, да жалко - ни дороги, ни моста.
    - Это ничего, - задумчиво глядя на мерцающие в солнечном мареве заречные дали, ответил Боголюбов. - Это ровно ничего не значит.
    Справа, вдали, показались белые птицы. Ритмично, с ровными, как бы замедленными интервалами взмахивая крыльями, они направляли свой путь в неведомые края. В какой-то момент Боголюбову показалось, что это летят Ангелы, осеняя и благословляя Русскую Землю.
    «Как хорошо, что я русский и живу на Русской Земле, - с восторженным, умиленным чувством подумал он. - Уж наверняка на всем белом свете нет такой земли, как Русская! Я здесь, среди этих просторов родился мальчишкой, бегал по этой земле, по ее траве и лужам, дышал ее воздухом, впитывал в себя ее запахи, краски, звуки, ее туманные рассветы и богрово-жгучие закаты, ее ночные зарницы и раскаты грома, такие сильные и оглушительные, что кажется - рушится вся вселенная, ее непродолжительные, но щедрые, как русский характер, ливни, ее знатный морозец и медленный - на целые сутки - снег, ее свежую, прохладную, удивительно приятную росу по утрам, ее живой, бойкий, озорной, меткий, как выстрел снайпера, впитанный с молоком матери говор.
    Как безценный любвеобильный дар получил я эту Землю от Господа Бога, и Он заповедал мне украшать и хранить ее, и я делал это и буду делать, пока жив, пока не прекратится мое дыхание. Я никогда ее не предам, потому что она никогда меня не предаст».
    Боголюбов взялся обеими руками за железное ограждение, и ощущение, что он на капитанском мостике, а перед ним волнующееся, сверкающее ослепительными бликами море, усилилось.
    «Как бы ни было тебе трудно, моя родная Земля, я буду с тобою. Я не уеду ни в какую средиземноморскую или карибскую страну, где много бананов и ананасов, мне не нужен ни Старый, ни Новый Свет, ни Австралия, ни Новая Зеландия, ни Колумбия. Как воин-христианин бьется до последней капли крови и не оставляет поля сражения (чаши весов еще колеблются), так и я не оставлю тебя, моя безценная Россия.
    Я буду и дальше служить тебе всеми силами, какие дал мне Господь, всеми знаниями, какими Он меня напитал, всеми способностями, какие вдохнул Он в меня, всеми молитвами, какими Он обогатил мою память».
    Боголюбов поднял воротник летнего плаща, так как ветер был весьма ощутимым.
    «Она, Россия, нуждается во мне, но еще больше нуждаюсь в ней я.
    У меня такое ощущение, что стоит мне хотя бы на секунду покинуть Россию, с ней обязательно что-нибудь случится.
    А если придет час решающего испытания для тебя, моя родная Земля, час грозный и роковой, - на все воля Божья, - я без раздумья сложу за тебя свою голову.
    И утром, и вечером, и летом, и зимой, в своем доме и в вагоне поезда, во сне и наяву - я всегда с тобой, Русская Земля. Моя жизнь неотделима от тебя. И даже когда я умру, я останусь с тобою. Мой прах будет твоей маленькой частью. И птицы-Ангелы, пролетая над моей могилой, будут осенять и благословлять ее своими крыльями».
    Солнце скрылось за небольшое облачко, и тени от опор исчезли. Ласточки на большой скорости влетали в проемы колокольни и вылетали из них. Свист ветра не только не уменьшился, но, кажется, стал еще сильнее. До конца дня было еще далеко, но, несмотря на это, повеяло прохладой.
    Боголюбов бросил последний взгляд на дали, которые расстилались перед ним (ему хотелось, чтобы они остались с ним как можно дольше), и повернулся к своему юному спутнику:
    - Отец Феодул, наверно, уже потерял нас?
    Андрей улыбнулся:
     - Некоторые паломники проводят здесь по полдня, и то ничего...
    Боголюбов, придерживая от ветра летнюю шапочку на голове, быстрым шагом пересек площадку, взялся за перила и начал спуск вниз.

Николай Кокухин
2002 г.