На главную

Так продолжалось несколько месяцев. В продолжение сего времени он при посещении старцев открывал им свои помыслы, особенно те, которые приходили к нему во время литургии. В начале литургии помыслы смущали его сильно и говорили ему: «Зачем ты сюда пришел, чего искал? Здесь живут люди простые, невежи, которые ничего не понимают духовного. Тут есть только два иезуита, прелукавнейшие люди - И. и М., которые своею хитростью собрали себе пятьсот человек мужиков, обманывают их и царствуют над ними; а потому лучше беги отсюда куда-нибудь в другое место или хотя в греческий монастырь, или иди на остров Мадеру: там климат хорош и там тебе будет легко и свободно жить».

   Старцы уверяли его, что это мысли не его, а бесовские, а потому верить им не должно; однако он этим не убеждался. Однажды он сказал старцам: «Что я буду делать, отцы? Мысли гонят меня из Афона куда бы то ни было». Старцы по обычаю стали уверять его, что это мысли не его собственные, но вражии; однако он этим не убеждался, и потому старцы принуждены были дать ему совет такой: «Впредь, если мысль будет слушать его и соблазнять против старцев и советовать удалиться с Афона, тогда чтобы он сказал мысли той так: «По заповеди отцов моих духовных заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа, скажи мне, кто ты такой?» И потом какой будет ответ, чтобы сказал старцам. «Да разве послушают меня?» - спросил он. «Нет, вас не послушают, а ради заповеди отеческой послушают вас», - отвечали ему старцы. При сем он спросил старцев: «Что это значит, что я иногда предузнавал происшествия необыкновенные. Например, однажды, бывши в Италии с детьми моими, в один воскресный день я был приглашен с детьми к одному знакомому в гости и бывши там среди дня, сидя между ними, я вдруг говорю им: „Вот в соседнем городе сделалось землетрясение и несколько домов разрушилось". Присутствующие удивились этому и записали час и минуту, и, действительно, скоро пришло из того города известие, что там было землетрясение и разрушилось несколько домов». Старцы, усмехнувшись, отвечали ему, что это пытливый дух сообщил ему о том. Он от этих слов сконфузился заметно, но ничего не возразил.
   По прошествии некоторого времени, в одно утро он пришел от обедни к старцам со смеющимся лицом. Старцы спросили его о причине смеха. Он отвечал: «Дайте мне отдохнуть, я устал от смеха». Потом он рассказал старцам следующее: «Сегодня я пришел в церковь к началу литургии. Как только начали литургию, непосредственно пришла ко мне мысль и начала по обычаю хулить форму службы и самих формалистов, особенно вас, духовников, и затем начала меня убеждать, чтобы я удалился с Афона. В это время я вспомнил ваш совет, какая-то другая мысль напомнила мне его, - вот теперь хорошо испытать совет духовников, и я тотчас сказал хульной мысли: „По заповеди отцов моих духовных заклинаю тебя именем Господа Иисуса Христа, скажи мне, кто ты такой?" Непосредственно за сим слышу перед собой голос, отвечающий мне так: „Да, диавол!" И еще слова его: „Ну, когда этот искариот И-м разоблачил нас, то теперь нечего таиться. Что это ты, проклятый, оставлять вздумал нас? Я во всю жизнь служил тебе и угождал, и уже прозорливым сделал тебя, а ты за все это неблагодарен остался ко мне?" - „А разве ты давал мне прозорливство?" - спросил я его. - „А кто же", - отвечал он. Потом я спросил его: „А что же было бы со мной после?" -„А вот что было бы с тобой: пред смертью твоею я разоблачил бы тебя и показал бы тебе, что все это было мое дело, а не Божие, и ты от этого пришел в отчаяние и сам себя убил бы". На это я сказал ему: „Ах ты, проклятый!" Он мне в ответ: „Сам ты проклятый!" - затем начал бранить меня с яростию бесовскою самыми скверными площадными словами. Потом, слышу, он говорит какому-то другому бесу: „Слышишь, Васька, этот проклятый хочет избавиться от нас!" Потом эти бесы начали кощунствовать над службою Божиею, произносили разные сквернословия: ко всякому возгласу и пению прилагали свои скверные пригудки и тем смешили меня чрезвычайно».
   Тогда старцы спросили его: «Итак, теперь что же вы скажете о небытии бесов?» На это он, усмехнувшись, ответил: «Теперь уже в этом нельзя сомневаться». С этого времени он стал верить в бытие отступнических духов и начал познавать различие мыслей: какая мысль своя, человеческая, и какая мысль - от Ангела Хранителя, и какая - от злого духа. По прошествии нескольких дней при вопросе, слышит ли он теперь мысли злого духа, он отвечал: „Теперь я слышу мысли его отчетливо; каждый день я с ним разговариваю, спорю и бранюсь; он продолжает злобиться на меня, проклинает и бранит меня все площадными словами, самыми грубыми и мерзкими: зачем я раздружился с ним и более не слушаю его, и постоянно угрожает мне то тем, то другим, а более всего докучает мне в церкви». «Итак, вы не называете нас более формалистами, - спросили его старцы, - потому что вот и сами уже сделались формалистом, да еще ревностнее нас?» «Да, - ответил он, - это все я заимствовал из чтения книг мистических, и теперь вижу на опыте, что это было заблуждение; впрочем, я все-таки убежден, что у нашей Православной Церкви нет таких высоких и глубоких сочинений религиозных, особенно таинственных или по части созерцательного богословия, как в Церквах западных - протестантской и католической». «Да, это ваша правда, - сказали ему старцы, - для вас эти сочинения и высоки, и глубоки, потому что вы в этом так убеждены. А причина этой вашей ошибки та, что вы вовсе не читали, а потому и не знаете своей домашней Православной Догматики и Патристики. А нам, православным, ваши иноверные мистические сочинения или писания кажутся вовсе низкими и мелкими в сравнении с Писаниями святоотеческими, потому что они не выдерживают критики православного здравого разума. Да, кажется, вы и сами не совсем доверяете им, потому что вы однажды говорили нам, что более придерживаетесь учения неоплатонического. Но если бы вы читали писания Св. Отцев нашей Православной Церкви о таинственной или внутренней жизни христианина, то не могли бы так заблуждаться и говорить, что в еретических церквах есть такие высокие и глубокие писания о таинственной жизни христианской, каковых писаний будто бы нет в Православной Церкви; и вот для опыта мы дадим вам прочитать хотя только две книги из множества таковых писаний Св. Отцев, и верны, что по прочтении их вы вовсе перемените свое убеждение и на опыте увидите, какая есть между ними великая разница». Затем старцы дали ему две книги для прочтения: преп. Макария Египетского и преп. Исаака Сирина.
   По прочтении этих книг он приходит к старцам и говорит: «Отцы, я привез из Германии книг двадцать самых лучших сочинений мистиков и философов германских, думая, что здесь, на Афоне, они будут мне нужны или полезны, но, как вы и говорили, на опыте оказалось противное. Прочитавши данные мне вами книги, я совершенно уверился, что немецкие книги теперь вовсе не нужны мне и даже вредны, потому прошу у вас благословения сжечь их».
   Один из старцев возразил ему на это: «Подождите, не спешите истреблять их, может быть, когда потребуется сравнить их с нашими для большего обнаружения их заблуждений. Впрочем, все эти сочинения разобраны нашей Церковью и осуждены как не православно мудрствующие». Однако он не вытерпел. На другой же день бросил их все в печку. При свидании старцы спросили у него, каких мистиков и философов он имел у себя. «Разных, - ответил он, - но я уже все их успел сжечь, так они опротивели мне, что и смотреть на них не хочу». «Ну, так и быть, - сказали духовники, - а хотелось бы прочитать некоторые места из Шеллинга, Экгертхаузена и из Бёма; последнего мечтания пресмешные, однако находятся люди, именующие себя великими учеными, которые верят таким бредням. Многие из германских философов так высоко и глубоко заучились, что даже дошли до отрицания и самого нашего бессмертия. Однако такие сочинения вредно читать нашим православным людям, еще не утвержденным в своей вере». При этих словах наш собеседник тяжело вздохнул: «Так, отцы! Вот и я еще этой болезнью страдаю, и я не верю в бессмертие, и хотя скорблю об этом день и ночь, но не могу ничем себе помочь. Что мне делать, не знаю. Хочу верить, но не могу: не вериться. И это состояние мучит меня постоянно». На это старцы отвечали ему так: «Вы сами знаете из писания, что Вера есть дар Божий, ибо мы сами себе дать ее не можем; вспомните Апостолов - и они просили у Господа приложить им веру. По этому примеру нам следует просить у Господа, да дарует нам веру, и просить должно без сомнения, и тогда мы непременно получим. Так и вы, с детским доверием, предоставьте это дело Господу и с болезнью сердечною умоляйте Его милосердие о сем, и будете Им услышаны. Священное Писание уверяет нас в этом, когда говорит: „Услышит тя Господь в день печали... и даст ти Господь по сердцу твоему, и весь совет твой исполнит"» (Пс., 20, 1-4).
   С этого времени он много молился и плакал о сем, дабы Господь избавил его от неверия в бессмертие и даровал ему веру несомненную в Него. Жалкий! Начитавшись книг вредных, он как бы против воли своей во многих истинах догматических сомневался. Веру православную он считал потерянною потому только, что в настоящее время не видел в ней совершаемых древних чудес. На это было сказано ему, что чудеса и до сего времени продолжают совершаться благодатию Божию, хотя и менее прежнего, но они продолжаются и будут продолжаться до скончания мира. Но чтобы видеть их, для этого надо иметь открытые очи благодатию Божиею, и Священное Писание научает нас, как просить о сем Бога, говоря: «Открый очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего» (Пс., 118, 18). А известно, что ослепление очей внутренних всегда бывает от любви к земным вещам, что показывает разительный пример современных Иисусу Христу книжников и фарисеев, которые все были люди ученые и правильно поучавшие народ, но поелику они имели очи сердечные ослепленные пристрастием к славе человеческой, то, хотя они и ведали чудеса Христовы, но не признавали их за истинные, потому что они были для них невыгодны, ибо они затмевали славу их. Так бывает и в настоящее время: многие люди не верят чудесам, а немцы и вовсе их отрицают. Вы же им подражаете во всем. Проживаете между ними десятки лет с семействами своими, отдаете на воспитание детей ваших и тем вовсе отчуждаете их от своего отечества и своей православной веры, даже и от отечественного своего языка, потому что они из-за границы возвращаются уже не русскими, а потерявшими веру свою и язык русский. Не смешное ли это дело, что природные русские не умеют говорить по-русски? Вы можете видеть из собственного примера, как вредно православным, не утвержденным еще в своей вере, проживать долго за границей. Вот вы как чадолюбивый отец семейства, отправились за границу с самыми добрыми намерениями, чтобы лучше воспитать там детей своих, [вы вере] по причине неведения догматов веры православной, [то поэтому] вы и сами потеряли веру православную и впали в разные ереси, например, в мистицизм, который более других ересей льстит сомневающемуся любопытству, потому-то он и показался вам как будто бы мудрее всех вер. По причине находящегося в нем хаоса хитросплетений демонских и человеческих и вы, не имея помазания христианского, не могли усмотреть в этой ереси душепагубных мудрований, которые Церковь Христова отвергла и предала проклятию. Может быть, дети ваши и не заразились западным неверием, но сами-то вы весьма повредились, живя долго за границей. Да и как не повредиться в такой большой период времени, как двадцатилетний, живя между иноверцами, которые большей частью атеисты, поэтому вы во все то время не имели в себе чувств религиозных, сладко утешающих православных христиан, особенно в воскресные дни и в праздники.

Окончание в следующем номере