Как Вы воспринимаете «женскую» прозу?
    Нормально, если пишет женщина в юбке, а не в брюках. Вот Татьяна Толстая, - она же умеет писать, но это Маканин и Битов в юбке. Прилично писала Виктория Токарева, но она далека, к сожалению, от православия и от национальных интересов. Майя Ганина, ее нет уже в живых, но она писала жестко, по-мужски. Из тех, кого бы выделил в лучшую сторону, это Вера Галактионова и Лидия Сычева.

    Новое время более благоприятно для Союза писателей или нет?
    Раньше Союз писателей был мощной организацией, но наше «демократическое» государство все профукало. Сейчас Союз писателей существует только как союз единомышленников. Хорошо, что есть поколение, которое идет вслед моему поколению, это и Виталий Богомолов из Перми, Александр Семенов из Иркутска. Из Москвы Александр Сегин, Юрий Козлов, Александр Трапезников, Михаил Попов.
    Но теперешнее поколение совсем другое, у него такое, знаете, «компьютерное» мышление. Я однажды спросил своего друга Валентина Распутина о том, как он пишет. А он засмеялся и говорит: «Посижу-посижу, напишу строчку, посижу-посижу, зачеркну». Конечно, писать надо от руки. Ведь когда выползает из принтера готовый текст, какое уж тут благоговение. И в шутку вспоминаются слова Лермонтова из «Героя нашего времени» о том, что наша публика настолько наивна и неопытна, что принимает за правду все напечатанное.
    Слава Богу, сохранилась великая классика. Если бы большевики сожгли всю классику, вот тогда бы с нами было покончено. Вот смотрите у того же Лермонтова: «Я зашел в хату, на стене ни одного образа - дурной знак», - это ж невольно читалось. А в «Спящей царевне и семи богатырях» у Пушкина, когда царевна пришла в избушку, она вначале «затеплила Богу свечку», только потом «затопила жарко печку», а когда королевич Елисей безутешно ищет свою любимую, и никто не может ему сказать, где она, ни солнце, ни луна, ни звезды, и только ветер помог: «...Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч, ты гуляешь на просторе ... не боишься никого, кроме Бога одного». А Толстого жалко... От одного его «евангелия» становится страшно за его душу. И его завещание, где написано: «Не надо мне ни камня, ни креста». Страшно, что перед смертью его окружение не пустило к нему Оптинского старца Варсонофия.

    Владимир Николаевич! Вас называют автором «деревенской прозы». Как Вы воспринимаете сегодняшнюю деревню, является ли она и ее жители тем воздухом, который питал Вас раньше?
    Земля - категория нравственная. Меня глубоко оскорбляет, когда Хакамада и ей подобные нападают на деревню, осуждая ее в безконечном пьянстве. Как будто она с утра не выпила кофе с молоком и не съела хлеба? Но кто же доит коров, кто же прокладывает рельсы? Кто же вкапывал железные опоры, которые кормят Чубайса? Все же это сделал простой труженик, пришедший от земли. Земля - это спасение. И для меня очень оскорбительны разговоры о продаже земли, когда она становится предметом купли и продажи, и наживы нечестных людей. Святитель Иоанн Златоуст говорил про зависимость урожаев на земле от нравственности людей. Даже и о погоде неслучайно замечено: «Что в народе, то и в погоде». Такое ощущение, что земля живет в ожидании хозяина.
    Если поднимется рождаемость, прекратится пьянство, и мы, конечно, спасемся. Я писал бы о надежде, что без земли мы не спасемся. Хакамады тоже прибегут к земле, - как говорит народ: «От гайки не откусишь». Мы из земли сотворены и в землю ляжем. Она сохраняет свою категорию величайшего спасения, как говорила Матронушка: «Не бойтесь отрицать печать антихриста. Когда есть нечего будет, возьмем земельку, которая за хлебушек будет». То есть спасение только через землю, через труженика. Главный человек, который тянет историю, - это человек на земле. Только непременно пришедший к Господу, если мы воцерковимся, станем чадами Церкви, то спасемся.
    Господь не оставит Россию. Здесь наш дом. Мало того, Россия - Дом Пресвятой Богородицы, Божия Матерь всесильна и не даст на поругание Свой Дом.
    А, спросите, как же те окаянные, которые издеваются над Россией, над всем святым? Их Господь сберегает на день гнева. И за них можно помолиться.
    А я живу огромной любовью к России, потому что запасной Родины у меня нет, нет двойного гражданства. Просыпаюсь в своем доме в своей Отчизне. Нам ли унывать, нам ли печалиться?

    Почему, на Ваш взгляд, когда случилась перестройка, желание свободы воплотилось, в результате, не в торжество освобождения от лжи, безправия, разрухи, а в акт высвобождения низменных человеческих потребностей?
    Конечно, засилье идеологии в России было всеобъемлющим. Вместе с тем ни большевики, ни демократы - никто не мог помешать спастись православному человеку. Как говорил Василий Великий: «Посадите меня в тюрьму - я там буду со Христом, убейте меня - я буду благодарен: я уйду ко Христу». И при большевиках, «малое стадо Христово» в России было, и сохранялась святость и чистота Литургической службы.
    Но вдруг хлынула вседозволенность, и враг нашего спасения, конечно, блистательно воспользовался всеми ему представленными возможностями. И сразу все пороки вышли наружу и заплясали на развалинах большевизма. Это то же самое, что было во Франции после Парижской комунны, еще до наполеоновской свободы.
    В России средняя сознательно думающая интеллигенция вначале пошла, было, в Церковь. Помните, даже и Ельцин уцепился за свечку, а рядом с ним Гайдар стоял старательно, Бурбулис. На этой волне демократы широко открыли двери так называемым специалистам по России, русистам, любым протестантам, даже сектантам.
    А враг нашего спасения пользовался русским простодушием, православным чувством жертвенности и доверчивости. Они везде ползали. В девяносто втором и третьем годах по Волге даже ходили миссионерские теплоходы с сектантами, с которыми мы всегда враждовали. А тут вроде стали друзьями. Так же, как в русско-французскую войну, в севастопольскую, когда мгновенно католики, протестанты и мусульмане сдружились и пошли против России. Так и в 90-х годах они пошли на Россию. И все простодушные люди их принимали. И только казанский муфтий не разрешил им пристать к берегу. Так что свободой воспользовался, прежде всего, враг нашего спасения.
    Россия была всегда сильная, ее боялись. Но в мире только силу и понимают. И все рухнуло, Варшавский военный договор рухнул. Совет экономической взаимопощи, который диктовал цены в мире, тоже сгинул. И если бы не сохранилась Православная Церковь, то с Россией было бы покончено. И важно понять, что свобода не во вседозволенности, а в воздержании от греха.

    Если говорить о патриотизме, как Вы считаете, проблема Косова и Метохии носит общечеловеческий, патриотический характер или это проблема только малого народа?
    Главная надежда - в объединении патриотических сил славянства. Если погибнет славянская душа, тогда мир погибнет автоматически. Душа мира - это славянская душа. Так же, как и Сербия.
    Честно надо сказать: мы предали Сербию. Предали ее и болгары, которые не предоставляли посадку нашим самолетам даже с гуманитарной помощью, чтобы заправить их горючим. Это стыд и срам. Сербия - это наша боль, нам, грешным, был брошен пробный камень. «Ах, вы предали Сербию, мы пойдем дальше», - думают враги России. Нас надо уничтожить и превратить в сырьевую базу.
    Раньше мы нужны были западу, как рабы, которые доставляли им лес, золото, уголь, нефть. А теперь мы даже и в этом качестве не надобны, потому что на них китайцы могут работать и арабы. Речь идет об уничтожении русского народа и, прежде всего, Православия.
    Я недавно был в Белоруссии и, вернувшись, написал статью «Время Белой Руси», на которую они прежде всего навалятся. Но Бог милостив. Он ждет от всех нас преданности сердечной: «Сыне, даждь Ми твое сердце».

Беседовала
Галина Симонова