I. Вопрос старого стиля
    Греческая Церковь неожиданно сделала первый шаг навстречу папе - приняла папский календарь.
    К несчастью, очень немногие поняли значение этого вопроса «старого стиля», как его называют. Большинство приписывают сопротивление старостильников узости мышления необразованных людей. Это является еще одним признаком глубокого презрения, которое самодовольные образованные люди питали к неучам. Но чтобы противостать так, как они это сделали, эти неучи должны были иметь религиозную ревность (а что они еще имели кроме этого?!) и духовную озабоченность, столь редко встречающуюся среди безразличных к Истине масс, которые, не понимая истинного значения проблемы, последовали за большинством иерархов.
    Ни один из просвещенных богословов и их последователей не проявил какого-либо признака скорби по поводу разделения Греческой Церкви, ни один из них не искал ответа на скорбные вопли, с которыми взывали тысячи верующих к ним. На их стороне было большинство, и эта многочисленность всегда поддерживала в них чувство безопасности. На самом же деле они даже и не имели большинства на своей стороне. Потому что, хотя старостильников и насчитывалось всего лишь несколько тысяч по сравнению с миллионами последователей нового стиля, эти немногие тысячи были тысячами верующих, страждущих за Церковь, тогда как среди миллионов безразличных материалистов и атеистов, кои были последователями нового стиля, вряд ли можно было насчитать несколько тысяч истинно верующих людей; они лишь глумились над этими безхитростными новыми исповедниками Православия, упрекая их в том, что те отказываются «отбросить суеверие и исправить свой неточный календарь».
    Но вопрос заключался не в этом. Старостильников неоправданно обвиняли в борьбе за календарь. Вопрос был не в том, который из двух календарей точен. Известно, что оба они неточны. Ни старостильники не настаивали на старом календаре, ни новостильники не выдвигали новый календарь по причине астрономической его точности. Причина, вызвавшая решение ввести в Греции новый стиль, не была ни астрономической, ни богословской. Просто здесь произошла одна из многих капитуляций порабощенной государствам [церковной] иерархии перед своим господином, который просил этого от них для упрощения своего делопроизводства.
    А вот причина отказа старостильников подчиниться очень даже имела богословское обоснование и происходила из глубоко церковного сознания. В самом деле, литургическое единство Церкви было поставлено под угрозу в угоду политическим интересам. За изменением календаря последовало разрушение литургического согласия между Греческой Церковью и другими Православными Церквами, которые придерживаются старого стиля до наших дней. И это не было только вопросом дисгармонии в литургической жизни Церкви воинствующей; неразрывность ли-тургической жизни Церкви воинствующей и Церкви торжествующей также была нарушена.
    «Можно ли представить себе что-либо худшее для Церкви, чем такое нарушение литургической гармонии, которое духовно отдалило нас не только от других православных, но и от всех православных, бывших прежде нас, от торжествующей Церкви тех, кто упокоился во Христе, и от святых, праздновавших и служивших литургию согласно старому календарю, который мы отвергли?
    Сколько усилий наших отцов, сколько соборов потребовалось, чтобы установить праздничный календарь - и все это для того, чтобы между христианскими церквами была литургическая гармония, потому что эта гармония и согласие выражают внутреннее литургическое единство Церкви. Это то, что делает Церковь зримо единой, несмотря на существование множества Поместных Церквей. Единство Церкви образовано не так, как думает папа, - жесткой дисциплиной и послушанием предписанной иерархии во главе с одним лицом, которое объявляет себя наместником Христа на земле. Единство Церкви образовано таинством причастия Тела и Крови Христовых. Каждая церковь, где совершается Святая Евхаристия и где верующие собраны «в одном месте», вмещает весь образ Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Что соделывает различные приходы членами одного тела и что объединяет в одном теле различные епархии? - Таинство причастия всех Тела и Крови Христовых во Святом Духе и Истине.
    Таким образом, единство Церкви есть некий мистический обруч, выковываемый во время совершения Святой Евхаристии, когда верующие причащаются Тела и Крови Христовых. Христиане составляют одно тело - живущие на земле сегодня и жившие прежде нас, в веках минувших, а также те, кому еще предстоит жить в веках будущих; и это потому, что у нас один корень - Тело Христово. Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба (1 Кор. 10, 17).
    Следовательно, единство Церкви - единство не административное, не дисциплинарное, не организационное, а литургическое. Вот почему праздничный календарь столь важен. Единство, проистекающее из Святой Евхаристии, единой веры и единого крещения, перестает проявляться внешне там, где имеет место литургическая анархия. Форма и словесное содержание литургии предназначены для того, чтобы все церкви могли совершать богослужение одинаково. И богослужебные книги на каждый месяц (минеи) содержат ежедневные песнопения в память святых данного дня и определенные гласы для каждого празднуемого в этот день святого.
    Таким образом, в литургической гармонии нет ни нестроения, ни разрывов. Даже песнопения и иконография, называемые литургическими искусствами, созданы так, что ни иконописец, ни певчий не могут писать икону или петь, следуя своему собственному воображению, но вынуждены приспосабливать свое умение и способности к законам строжайшего духовного реализма.
    Точно так же и календарь праздников был составлен так, чтобы ни один священник не мог праздновать священные дни как ему хочется, но так, чтобы сохранялась вся полнота молитвенного общения всех верующих на земле.
    Итак, что делает художник, когда пишет иконы для Церкви по своему собственному вкусу, презирая Предание? Что делает певчий, когда расстраивает литургическую гармонию в Церкви, занимаясь оперным пением вместо псалмопения? - Примерно то же творят и греческие иерархи, нарушая литургическую гармонию Православной Церкви решением следовать в Греции праздничному календарю, отличному от того, которому следуют остальные Православные Церкви и Святая Гора Афон. Таким образом, на Святой Горе празднуются другие святые и поются другие песнопения, чем в Фессалониках; Преображение Господне празднуется в Афинах в один день, а в Иерусалиме, на Синае и в Москве - в другой.
     Из-за территориальной удаленности в Греции трудно постигнуть эту трагедию дисгармонии. Но как болезненно воспринимается она, когда приезжаешь в Европу и видишь, как по соседству, в одном и том же городе, русские празднуют один праздник, а греки - другой, или когда приходится слышать, как колокола греческого храма призывают верующих в то время, когда колокола русского храма безмолвствуют. Тогда спрашиваешь себя: а обе ли эти церкви православные?
    В Греции еще не осознали, насколько серьезен компромисс с элементами мира сего, и насколько серьезным ударом для Церкви явилось упразднение старого календаря в пользу нового. И даже если кто-то и понял это, у них не хватило смелости встать во весь рост и возгласить Истину. Ни один из мудрых и сильных мира сего не нашел слов протеста. В результате еще раз было явлено, что немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное, и что Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых (Ср.: 1 Кор. 1, 27), потому что там, где мудрые молча приняли новшество, немудрые верующие пробудились. Они не говорили немудрое, как неразумные мудрецы мира сего. Они не подстраивались под астрономические теории и математические расчеты, но выступили во имя Предания, которое, как они осознавали, было чем-то святым, что нельзя попирать в угоду науке, постоянно отрицающей свои собственные теории, или в угоду политическим и экономическим интересам страны.
    Но последователи мудрых мира сего считают наученных Богом неразумными. Так, с самого начала и до сего дня они считают старостильников глупцами, религиозными фанатиками, суеверными и т. п., и радуются своему собственному знанию, которое ставит их выше таких «пустяков», так что они не делают «из мухи слона».

    II. Расползание
    Но если вы считаете какую-либо часть Предания неважной, тогда вы при первой же возможности сочтете неважными любые другие вещи, которые вам не нравятся в Предании. Именно это произошло с иконографией; именно это случилось с церковным пением; именно это произошло с внешним видом священников. Рясы для них теперь кажутся слишком черными; скоро волосы и бороды покажутся слишком длинными. Они хотят ввести в Церкви музыкальные инструменты. Они убирают церковные лавки вдоль стен и заменяют их комфортабельными партерными рядами. Они поносят монашество, на монахов клевещут, конфискуют имущество монастырей, ведут против монашества постоянную пропаганду. Они не замечают канонов, запрещающих совместные молитвы с еретиками; они принимают участие в их конференциях и молятся с ними. Они не обращают внимания на мнение народа при выборе епископов и священников. Они сокращают литургию и выкидывают из служб целые куски, «чтобы люди не устали». Иначе говоря, они изменили православные обряды применительно ко вкусам пришедшего в упадок общества, исполненного преклонения пред материализмом и плотью.
    Ткань Предания, таким образом, начинает расползаться, и никому не известно, когда этот процесс остановится, и остановится ли он вообще. И, кроме того, это расползание сегодня происходит с такой легкостью потому, что оно получило одобрение мира сего, одобрение со стороны влиятельных и со стороны образованных. Образованные считают особенной честью для себя не соглашаться со [Святыми] Отцами Церкви, но соглашаться в то же самое время с каким-нибудь великим ученым профессором протестантского богословия или с каким-нибудь знаменитым в Европе иезуитским профессором и т. п.
    Но как в таком случае Православному Преданию и вере не оязычиться? И как нам, при таких обстоятельствах, не обсуждать вопроса о соединении церквей и не считать это столь легко осуществимым? Разве трудно «православной Церкви», которая приобрела тот же образ мышления и те же наклонности, что и западные церкви, соединиться с ними? И далек ли тот день, когда, придя в воскресенье в храм, мы услышим, как священник провозглашает: «и господина нашего папу римского»? Отреагирует ли кто-нибудь, если такое случится? Или всем уже кажется вполне естественным то, что мы, наконец, перескочили через те различия, которые разделяют Восток и Запад?

    III. Бог поругаем не бывает
    Но да поймут же все те, кто с такой легкостью говорит о соединении церквей, что единство Церкви есть таинственный дар Божественного присутствия. Оно не приходит через решения конференций; оно либо существует, либо нет. Никакое человеческое решение не может принудить Бога.
    Конечно, внешнее соединение может состояться, и все - протестанты, католики и православные - могут заявить, что мы, наконец, стали единой церковью и можем поминать папу римского, а тот может поминать Патриарха Константинопольского. Если мы все согласимся на единую «минимальную истину», на единый упрощенный Символ Веры и если некоторые другие вопросы будут «улажены», то союз возможен. Это будет законная и внешне основательная система, но это будет система, не имеющая никакого отношения к Церкви Христовой, даже если все ее внешнее устройство будет напоминать Церковь. Бог поругаем не бывает (Гал. 6, 7). Бог не приходит к людям, если они не создают условий для Его присутствия.
    Церковь Христова никогда не являлась человеческой системой. Церковь рождена, а не сотворена. В результате дискуссий люди могут создать нечто, чему они могут присвоить имя «Церковь». Но это изделие будет чем-то безжизненным. Живая Церковь не будет иметь к нему никакого отношения. Она будет существовать где-то вдали от этих изделий, неизменная, исполненная Истины и света, чистая от лжи каких бы то ни было компромиссов, со Святым Духом, освещающим ее путь и покрывающим ее подобно солнечному свету, ведущим ее к полноте Истины.
    А то, много ли останется истинных христиан, не имеет значения, даже если их можно будет перечесть на пальцах одной руки. Они пребудут носителями Предания, которое они не просто изучали, но которым они жили, приобретая живой опыт. Христиане живут в Предании, как в родной стихии, как рыба в воде.
    Давайте же все, истинно верующие в Бога, прекратим говорить о соединении «церквей». Церковь не признает соединения, потому что она никогда не распадалась. Люди покидают ее, хотя при этом они могут сохранять многие ее внешние признаки. Давайте же, все любящие Бога, возвратимся к Церкви и смиримся, дабы нам войти в нее, потому что врата ее узки и нужно очень низко пригнуться, чтобы пройти.

Старый стиль лучше новых
двух. - М.: 2004. С. 117-128.