Любить Россию может только православный

Из сочинений И. В. Киреевского

    Любить Россию нельзя без искренней преданности ее Православной Церкви: ею она проникнута во всех основах своего бытия, она составляет ее существенную особенность, ее душу и коренное условие ее правильного и благополучного возрастания.
    Под Православием я разумею самое Божественное христианство, в его цельном, чистом, неискаженном виде, как оно сохранилось в самом Священном Писании, Святом Предании, семью Вселенскими Соборами утвержденном, Святыми Отцами нашей Церкви вдохновенно объясненном и особенно ясно выражающемся в нашем церковном богослужении, - в богослужении, которое носит в себе до сих пор горячие неискаженные следы постоянных верований Святой Церкви истинных христиан всех времен, которые в нем неизменно одинаково сохраняются от первых веков до наших дней. Чистое христианство стоит высоко над временным колебанием разума человеческого и одинаково удаляется от тех исповеданий, которые выдают внушения человеческого разума и плод человеческого устройства за догматы Небесного Откровения, принуждая верить человеческому наравне с Божественным, и от тех исповеданий, которые святость Божественных догматов низводят под суд человеческого разумения и верят голосу личного рассудка более Божественного Откровения.. Действие Православной Церкви на древнюю Россию было всеобъемлющее. Вся ее новообразующаяся жизнь была проникнута ею. Потому, кто не отчаялся в судьбе своего Отечества, тот не может отделить любви к нему от искренней преданности Православию. И кто православен по своим убеждениям, тот не может не любить Россию, как избранный Богом сосуд Его Святой Церкви на земле. <...>

Участники Великорецкого Крестного хода 2006 г. Фото А. Панова

    Одно возражение могут приводить неверующие и иноверцы против главенства Православия в России - это то просвещение, которое выросло под влиянием других исповеданий или даже под внушением самого безверия, и которое они почитают не совместимым с господством Православной Церкви. Но этим возражением они доказывают только или свое кривое понятие о просвещении, или свое совершенное незнание Православия. Православие не только не противно истинному просвещению, но, напротив, требует его для своего процветания в народе и человеке, и само составляет его вернейшую основу и, можно сказать, единственное условие его правильного и нравственно свободного развития. Оно не только не разрушается наукой, но еще более укрепляется ею в умах, само своим вдохновительным действием оживляя правильную деятельность разума. Ибо оно не связывает стеснительно свои догматы веры с какими-нибудь временными понятиями в науках, не подчиняет также основные догматы веры случайным воззрениям самомнительных личностей или временным выводам человеческой науки, но, давая полную свободу разуму, постоянно держит перед ним руководительное знамя вечных, Самим Богом открытых человеку истин веры, не принуждая его к тем или другим применениям науки к вере, но своим внутренним влиянием постоянно и свободно привлекая разум к истине. Самый характер обычного мышления для человека, воспитанного в духе Православия, помогает ему в приобретении истинного просвещения, приучая его во всех смешениях явлений и мыслей различать сторону неприкосновенно Божественную от стороны усовершаемо человеческой и, благоговея перед одной, подвергать другую суду своего разума, находящего в совести внутреннее для себя побуждение стремиться по возможности к соглашению одной с другою, человеческого с Божественным, между тем как латинянин часто принужден убивать свой разум, принимая человеческое за Божественное, а протестант искажает его, не зная необходимости его соглашать с Божественным, но приноравливая Божественное к его, протестанта, минутным и личным увлечениям.
    Не должно думать, чтобы православная вера или дух русского народа требовали преследования чужих вер или иных народностей. От самого начала христианства в России до Петровского переворота посреди православных ее жителей никогда не переставали жить и язычники, и магометане, и разные еретики, именующиеся христианами, нестесненные, непреследуемые, хотя без всякого видимого влияния на ее общее устройство или на общий характер ее нравов и убеждений и совершенно теряясь в своей незначительности под господством ее православного и русского образования. Никогда народ не требовал от своих правительств ни насильственного обращения иноверцев, ни угнетения инородцев. Не желал только их господства и когда подозревал его, как, например, в Самозванце, то почитал такую власть противозаконной и отдалял ее от себя (ибо в понятиях русского народа даже самое слово «закон» скорее возбудит в нем мысль о Законе, Богом данном, Законе Церкви, чем о законе, писанном в указах). Государство, совершенно безотносительное к Церкви так же невозможно, как и философия, совершенно безотносительная к учению веры. Если вещество не повинуется духу, то не может оставаться в равных правах, но неизбежно должно взять верх. Взаимное противоречие многих религий составляет условие их независимости. Но если бы народ в каком бы то ни было государстве имел какую-нибудь одну веру, то невозможно предположить, чтобы эта вера не определила - посредственно или непосредственно - своих отношений к государству и не требовала бы от него известных отношений к себе. Единство в образе мыслей не может не требовать единства в образе действий. Одинаковая вера требует одинаковых нравов, одинаковой системы всех отношений: семейных и общественных. Право ли будет правительство, стесняющее выражение всенародных убеждений под предлогом, что это выражение может быть оскорбительно для каких-нибудь убеждений иностранных? Или которое само будет оскорблять убеждения народные своими устройствами - например, правительство магометанского народа, которое будет требовать от войск употребления вина для куражу? Или когда оно позволит безнаказанно другим сектам оскорблять нравы своего народа явным исполнением обычаев, противоречащих всеобщим убеждениям, - например, в государстве христианском публичные вакханалии язычества или публичные насмешки над верой и нравами народа?
    В большей части государств, где есть государственная религия, правительство пользуется ею как средством для своих частных целей и под предлогом покровительства ей угнетает ее. Но это бывает не потому, что в государстве есть господствующая вера, а, напротив, потому, что господствующая вера народа не господствует в государственном устройстве. Это происходит тогда, когда вследствие каких-нибудь случайных исторических обстоятельств произойдет разрыв между убеждениями народа и правительства. Тогда вера народа употребляется как средство, но недолго. Одно из трех непременно должно произойти: или народ поколеблется в своей вере, и затем поколеблется все государственное устройство, как мы видели на Западе; правительство дойдет до правильного самосознания и обратится искренно к вере народа, как мы надеемся; или народ увидит, что его обманывают. Для верующего отношение к Богу и Его Святой Церкви есть самое существенное на земле, отношение же к государству есть уже второстепенное и случайное. Очевидно, что все законы Истины должны нарушиться, когда существенное будет подчиняться случайному или будет признаваться на одинаковых правах с ним, а не будет господствовать над ним.
    Нужно ли оговариваться, что господство Церкви я не понимаю как инквизицию или как преследования за веру? Этот магометанизм, эти насильственные обращения так же противны христианству истинному, как и обращения посредством обмана. Если некоторые члены из Церкви Православной заражались когда-нибудь этим лжеучением, то эта ошибка некоторых людей до самой Церкви не относится. И государство не в том должно согласоваться с Церковью, чтобы разыскивать и преследовать еретиков и силой принуждать верить, но в том, чтобы поставить себе главной задачей своего существования безпрестанно более и более проникаться духом Церкви и не только не смотреть на Церковь как на средство к своему удобнейшему существованию, но, напротив, в своем существовании видеть только средство для полнейшего и удобнейшего водворения Церкви Божией на земле. Государство есть устройство общества, имеющее целью жизнь земную, временную. Церковь есть устройство того же общества, имеющее целью жизнь небесную, вечную. Если общество понимает свою жизнь так, что в ней временное должно служить вечному, то и государственное устройство этого общества должно служить Церкви. Если же общество понимает свою жизнь так, что в ней земные отношения идут сами по себе, а духовные - сами по себе, то государство в таком обществе должно быть отделено от Церкви. Но такое общество будет состоять не из христиан, а из неверующих или, по крайней мере, из людей смешанных вер и убеждений. Такое государство, искусственно или насильственно слепленное из различных вероисповеданий и, следовательно, из различных народных согласий, стремящихся по натуре своей взаимно уничтожиться и, следовательно, распасться на различные самобытные устройства, - такое государство не может иметь притязаний на стройное, нормальное развитие. В таком государстве граждане могут смотреть очень равнодушно, когда в законодательной палате их будут сидеть жиды и делать для них законы. Но там, где народ связан внутренно одинаковыми убеждениями веры, - там он вправе желать и требовать, чтобы правительство его было проникнуто тем же духом. Действовать враждебно этому духу - значит действовать враждебно самому народу, хотя бы эти действия и доставляли ему какие-нибудь земные выгоды.
    Когда я говорю, что государственность народа должна быть проникнута его верою, которую он исповедует, то есть Церковью, то это не значит, что государство должно покровительствовать Церкви. Покровительствуют низшему. Высшему можно только служить и, служа, правда, охранять, но только по его воле.
    Церковь во все времена боялась предавать Таинства недостойным, как бы отдать святыню на поругание или поведать тайну Господа врагам Его. Если это делается, то как противное Церкви, а не как согласное с нею или полезное ей. Также не полезно Церкви, а противно ей, когда ее употребляют как средство для государственных или мирских целей. Также противно Церкви, когда она поставляется в какую-нибудь зависимость от мирского устройства государств, когда духовенство обращается в чиновничество и т. п.
    Но все это противно Церкви христианской только тогда, когда она находится во всей чистоте Православия. Римской же Церкви это не только не противно, но прямо требуется ее характером светско-духовным. От нее-то, и римской ереси, распространились эти смешанные понятия вместе со многими другими заблуждениями в некоторых и православных странах. Но ревность к чистоте веры должна требовать вместе со многими другими очищения и этих понятий, касающихся отношений Церкви к государству. И теперь именно пришло время, когда это очищение наших понятий от еретических примесей особенно необходимо, потому что натиск иноверия и безверия так силен, что уже почти не осталось ни одной мысли общественной, политической, нравственной, юридической или даже художественной, которая бы более или менее не была запачкана и измята неправославными руками, в которых она побывала.

Киреевский И. В. Разум на пути к Истине.
Философские статьи, публицистика, письма.
Переписка с преподобным Макарием
(Ивановым), старцем Оптиной пустыни.
Дневник. - М.: 2002. С. 58-63,
74-75, 104-109, 111-113.