Александра Феодоровна имела огромную любовь к людям. Она учреждала работные дома, школы для сиделок и ортопедические клиники для больных детей. Все свои деньги, которые ей выделяла казна, Императрица тратила на нужды бедняков. Во время голода 1898 г. она пожертвовала 50.000 рублей из своего частного фонда для голодающих в деревне. Желая возрождать и развивать старые вымирающие крестьянские ремесла, Александра Феодоровна организовала школу, где молодые крестьянки и монахини проходили двухгодичный курс обучения.
С началом Первой мировой войны в жизни Александры Феодоровны начинается новая страница. Она оказывает помощь по распределению средств на нужды войны, организовывает медицинские пункты, приспосабливает под госпитали все дворцы, которые только было возможно; Петровский и Потешный в Москве, а также Николаевский и Екатерининский были первыми переоборудованы для этих целей. В дворцовом госпитале она со своими дочерьми организовала курсы сестер милосердия. К концу года под ее опекой было уже 85 военных госпиталей и 10 санитарных поездов. В начале войны она приказала сделать к дворцам пристройки, чтобы разместить там жен и матерей госпитализированных солдат, а также организовала пункты в Санкт-Петербурге для изготовления перевязочного материала.
Глубокая неприязнь к Императрице со стороны «прогрессивного» общества была вызвана ее дружбой с Распутиным. Григорий Ефимович не был ни священником, ни монахом; он был почти неграмотным странником, родом из Сибири. С согласия жены он ушел из своей деревни странствовать по святым местам - в то время это было распространенным явлением среди русских крестьян. Великая княгиня Ольга Александровна, сестра Николая II, рассказывает: «Он не был ни святым, ни дьяволом. Для Ники и Алике он оставался тем, кем был на самом деле - крестьянином с крепкой верой в Бога и даром исцеления. В его встречах с Императрицей не было ничего мистического - все это плод воображения людей, никогда не встречавших Распутина во Дворце. Некоторые даже превратили его в приближенное лицо. Другие называли его то монахом, то священником. Он же не занимал никакого положения при Дворе или в Церкви, и не было в нем ничего привлекательного или захватывающего, как считали люди, кроме несомненного дара исцеления. Он был простой странник».
О Распутине и Александре Феодоровне, а иногда даже и о самом Царе, ходили нелепейшие слухи. Те, кто близко знал Царицу, полностью игнорировали все это - к несчастью, таких было меньшинство. На все нападки у Александры Феодоровны был один ответ: «Они его ненавидят за то, что он любит нас». И это замечание не было лишено основания. Императрица видела,что многие их друзья клеветали на Распутина именно потому, что они были ее друзьями. В.Н. Воейков, последний комендант Царскосельского дворца, добавляет: «Трудно найти ответ на эти доводы, потому что и Император, и Императрица все больше убеждались - и не без оснований, - что любой приближенный к ним человек, пользующийся их доверием, обязательно должен пасть жертвой лжецов и завистников». В 1917 г., когда в Санкт-Петербурге произошли серьезные волнения, Дума направила Царю на рассмотрение в штаб-квартиру фронта послание, содержащее призыв к срочным конституционным уступкам. Хотя окружающие лица советова-ли Николаю II рассматривать эти доклады как преувеличение, он немедленно стал готовиться к отъезду в Царское Село. К понедельнику 28 февраля (12 марта) войска подняли мятеж. В Москве и Санкт-Петербурге началась неразбериха. Утром в четверг Николаю II представили петицию об отречении в пользу Царевича; левое крыло давило на него, предлагая установить Временное правительство, а правое (куда входили и его родственники) надеялось установить единовластное правление через регентство над Царевичем.
Увидев предательство своих приближенных, Император карандашом подписывает акт об отречении в пользу своего брата Михаила. Слабое здоровье Царевича Алексея и возможность того, что его могут отделить от Семьи, если бы Николай II отрекся в его пользу, повлияли на его решение и он передал бразды правления брату. Великий князь Михаил, мужественный человек и чуткий политик, провел в армии много лет и имел офицерские награды. Перед лицом революционных монархических настроений он согласился принять правление государством, но лишь в том случае, если ему будет предоставлено прошение от конституционного органа. Прошения не последовало.
Вечером 28 февраля (12 марта) Родзянко, Председатель Государственной думы, приказал Царице уехать из Царского Села вместе с детьми. Она отказалась, сказав, что дети слишком больны и что она не хочет делать ничего такого, что может быть истолковано как побег. Родзянко согласился оставить Царицу с приближенными во Дворце под домашним арестомдо приезда Императора. Когда прибыла депутация от Думы осмотреть Дворец и предпринять меры безопасности, ее спросили, нуждаются ли они в чем-либо. Она ответила, что у детей есть все необходимое, но она просит не закрывать военные госпитали.
Телеграф был захвачен, и лишь несколько дней спустя Александра Феодоровна смогла получить весточку от Императора. После отречения ее телеграммы к Николаю Александровичу возвращались обратно с издевательской надписью на конверте: «Адресат неизвестен».
Ситуация во Дворце быстро ухудшалась. Воду теперь таскали вручную из пруда в парке. Электричество отключили, лифт не работал, и Александре Феодоровне с больным сердцем было все труднее взбираться по ступенькам к своим больным. Она задыхалась и часто была на грани обморока.
Александра Феодоровна ожидала приезда Николая Александровича; ее все более тревожила возрастающая враждебность солдат дворцовой охраны и радикально настроенных членов Временного правительства. Несколько дней подряд она жгла личные бумаги: частные письма от бабушки - королевы Виктории, от отца, многие из писем Николая Александровича, которые он писал в период ухаживания за нею - все пошло в огонь. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел эти дорогие для нее записи, и оставила ту часть переписки между нею и Николаем Александровичем, которая могла бы понадобиться в суде, если таковому суждено быть.
Вечером 29 февраля, за два дня до отречения ее супруга от Престола, Александра Феодо-ровна услышала, что войска подняли мятеж и что ко Дворцу движется огромная толпа. Она накинула пальто на свое сестринское одеяние, взяла Царевну Марию Николаевну и спустилась к солдатам, охраняющим Дворец. Был сильный мороз, но она подходила к каждому по очереди, и благодарила за верность. Она не хотела, чтобы из-за нее пролилась кровь и просила не делать ничего, что спровоцировало бы убийц.
Драки не было, но через два дня она увидела спущенный флаг полка дворцовой охраны, а от Дворца, по приказанию Временного правительства, уходила охрана - люди, которых она знала столько лет.
К заключению в Царском Селе мало-помалу привыкли, хотя жизнь была полна ограничений. Новые охранники были безжалостны и грубы. Они наслаждались своими грубыми выходками, считая, что таким образом Александра Феодоровна получает свое возмездие. Баронесса Буксгевден вспоминает, что часто «после разговоров с Императором или детьми враждебность солдат исчезала. Они видели, что это не свирепые монстры, как их учили верить. Но по отношению к Императрице они были недружелюбны - и по их поведению можно было видеть, какая пропаганда ведется среди них». Был случай, когда солдат, недружелюбно настроенный по отношению к Александре Феодоровне, после разговора с ней изменил свое мнение.
К середине августа Царскую Семью перевезли в Тобольск. Александра Феодоровна учила детей, читала, вышивала. Она и девочки связали теплую шерстяную одежду к Рождеству и подарили каждому из домочадцев. Из скромной записи в дневнике Александры Феодоровны мы узнаем, что в сочельник она сама лично наряжала елку и приготовила угощение для охранников, и, войдя к ним, дала каждому из двадцати по Евангелию и по закладке, изготовленной собственноручно.
После Рождества 1917 г. всю охрану сменили. Настроенные крайне враждебно, новые караулы солдат стали во всем ограничивать узников. 9 апреля 1918 г. прибыл из Москвы новый комиссар, Василий Яковлев. Он привез приказ перевезти Царскую Семью к неизвестному месту назначения. Хотя, вероятно, их путь лежал в Москву, поезд был остановлен в Екатеринбурге местными солдатами. Яковлев передал Царя и Царицу и Великую княжну Марию, доктора и трех, не пожелавших покинуть семью людей, властям Екатеринбурга.
Второго июля вся Семья и домочадцы исповедались и причастились. Когда дошли до заупокойных молитв, все неожиданно встали на колени, а одна из Великих княжон зарыдала...
...Около полуночи всех разбудили и повели в подвал дома, где велели ждать. Через некоторое время в комнату вошли комендант и охрана. Комендант Янкель Юровский быстро сказал: «Мы должны вас расстрелять». Николай Александрович, поднявшись, чтобы заслонить Александру Феодоровну и Алексея Николаевича, только и успел сказать: «Что?» - как пуля попала ему в голову - он был убит наповал. Первый выстрел был сигналом для охраны открыть огонь, и через минуту все были мертвы, кроме 16-летней Анастасии, которая упала в обморок, и служанки Анны Демидовой - обе были заколоты штыками и забиты до смерти. Александра Феодоровна умерла, осеняя себя крестным знамением.
Так закончились земная жизнь и царствование благоговейной мироносицы - последней Императрицы России.
В 2000 году Русская Православная Церковь причислила всю Царскую Семью к лику святых.