Веня отчетливо запомнил ту длинную, тягучую ночь... Ночь морозную. Звездистую. Он проснулся внезапно. Словно от сильного толчка в бок. Сквозная полночь лунными бликами прорывалась извне: голубой тревожный свет сочился сквозь окна, таинственно освещая тесное жилище. Мальчик резко поднялся и, осторожно ступая босиком по холодным половицам, лунатиком потянулся к выходу.
|
- Ты куда, сынок?! - глухим, сдавленным шепотом мать окликнула его.
- На двор...
- По-маленькому?
- Не ответил. - Ведро ж вона за занавеской стоит, - подсказала. - Стеснятся, поди...
-Из-за занавески, где стоял и бабушкин топчан, донесся ее голос:
-Ты, внучек, ведро-то в сенцы снеси.
- Не-а... выйду я...
- Простынешь!
-В материнском голосе испуг и тревога, но мальчик ничего этого не заметил. |
- Совсем голышом-то не выскочи! Фуфайку набрось на себя!
Наугад стянул с печи первые попавшиеся под руку катанки. Нырнул босыми ногами в теплое войлочное нутро. Длинной телогрейкой накрылся с головой. И, толкнув от себя дверь, смело шагнул в черный провал сеней. Скрипучая дверь надсадно просипела вслед. Проскочил сенцы. Наощупь в кромешной темноте вытянул засов из квадратных скоб и настежь распахнул уличную дверь. Вышел на крыльцо и - замер.
Открылась пустота, насквозь пронизанная холодными лучами и наполненная жуткой, как глухой обморок, тишиной.
Мурашки побежали по коже, но сумел совладать с собой,а, совладав, вгляделся: таинственный свет, озарив полуночный мир, изменил |
 |
Рисунок Веры Семоненко |
знакомый рисунок ближней округи - однако уже через миг мальчик радостно узнал свой двор, узнал и улицу целиком. Вокруг было ярко, как днем, и всё отчетливо видно. Приземистые дома под тяжестью отливающих серебром снегов на покатых крышах окончательно утонули в глубоких сугробах и отбрасывали широкие короткие тени. И всё, что имело форму и объем, впечатывалось в снег густыми, в четких линиях контура, тенями. Иссиня-черным силуэтом обозначилась и его собственная тень. Сонно тявкнул в конуре Звонок, - никто не отозвался даже слабым эхом и ничто больше не потревожило глухого безмолвия.
Бархатным шатром нависло над уснувшей деревней низкое небо. Чистое. Огромное. Голубыми светлячками, переливаясь и искрясь, мерцали в чернильной выси холодные огоньки. Крупные звезды вспыхивали ярко и водили веселые хороводы.
Внезапно всё пришло в движение - упругой спиралью звездная круговерть устремилась в бездонные глубины и рассыпа лась седой пылью; и чудилось уже, что вот-вот серебрянно-хрустальным перезвоном заструится наплывающее с небес, загадочное звучание. Завороженно смотрел мальчик в высь, где кучкой горели далёкие Стожары... где над самым домом полым черпаком опрокинулась Большая Медведица... где есть и Малая... но где?.. Увидел: вон же... вон она!.. Следом нашел и самую-самую яркую звезду - Полярную, которую бабушка называет по-особенному - Богозарная!.. В самом центре щелкового полога широким
рушником раскинулся Млечный Путь, связывая в сребро-лунной дали одну небесную обитель с другой, - это тоже из бабушкиных сказок, а еще она любит повторять, что рассыпался горох на двадцать сторон, никому его не собрать
один Бог всё соберёт да в коробейку покладёт... Ясно-ясно услыхал Веня знакомый напевный голос: - Небо - терем Божий... Звездочки на ём - огоньки Божии... Оно ить как быват: народится где на земле младенчик, - в небушке тем же разом звездочка новая вспыхнет. То
теремочке Божием ново оконце вырубили, и смотрит в то оконце андел-хранитель. Кажинному человеку от Господа Бога свой андел-хранитель приставлен...
- И у меня есть?! - Маленький мальчик жмется к бабушке, в глаза ей заглядывает.
- А-то! И у тебя, внучек, обязательно свой андел-хранитель имеется... - Растопырив на ножках перевернутой табуретки моток новой, выбеленной на снегу и морозе пряжи, она накручивает большой клубок - клубок
вырывается и упруго прыгает на пол:
- Не мешай- ка! Под руку-то не лезь!..
- А у мамочки?
- А как же по-другому? И у мамочки твоей тоже... - Она подняла клубок с пола и вновь захороводила вкруг табуретки-распорки. - Господь Бог всем даёт свово андела. Он нам и охранитель, и помощник скорый, и подсказчик...
- Всегда?
- Завсегда-то завсегда, да токо вот мы, грешные, плохо слышим ево... - последние слова произносятся еле-еле слышно.
- А он оконце закрывает? -мальчик продолжает пытать бабушку.
-Кто?
- Дак ангел же!
- А как же... Время подходит кады, - тады и закрыват... и тихо-тихо добавляет: -Умират человек, - оконце вот и захлапывается...
- А ангел куда? - Андел?.. Андел к Господу Богу назад отлетат... Звездочкой падучей по небу токо свырк... Тянула ночь свой глухой невод, и сизыми дымами клубились далекие облака, подбираясь из-за несбыточно-неведомого и труднопредставимого Моря-Окияна, распластавшегося буйством и величием где-то в западном запредельи невидимого горизонта. Вскинулся Веня моментальным обзорным взглядом: игольчатой искоркой вспыхнула в небе звездочка и, прочертив короткую дугу, устремилась к земле: душа обомлела и не по-детски болезненно заныла. В глубине сеней хлопнула дверь. На крыльцо вышла мать: Веня почувствовал ее спиной.
- Не закоченел? В ледышку ишо не превратился? - Заглянула в лицо сыну - спросила испуганно: - Сынок, ты никак плачешь?
Веня сконфузился. Мать обняла его за плечи, прижала к себе. Мальчик порывисто обхватил ее руками. Уткнулся носом в мягкую, сочно пахнущую молоком, грудь. И жарким, страстным шепотком прокричал:
- Мама! Мамочка! Не умирай! Никогда-никогда не умирай! Фуфайка свалилась с него, но Веня совсем не чувствовал пощипывающего холода. Мать стремительно подхватила упавшую на пол телогрейку. Накинула на сына. Плотно запахнула широкие полы. Поспешила вытереть его слезы:
- Да как же я могу?! Разве ж я тебя, сыночек, когда оставлю?! Маленький мой... глупенький... - голос ее влажно дрожал, а теплые мягкие губы ласково и горячо целовали пристывшие на морозе щеки, лоб, подбородок...
Анна Козырева
|