Пандемия коронавирусной инфекции вновь подтолкнула россиян к массовым закупкам самых необходимых продуктов: муки, гречки, макарон, соли, сахара, а также спичек, мыла, гигиенических средств. Всего за несколько мартовских дней многие семьи потратили на экстренные закупки все имевшиеся сбережения. Высокопоставленные чиновники не раз заявляли о том, что никакого дефицита в стране нет, но остановить панику не смогли.
Откуда в головах сограждан возникает этот порыв? Почему они не верят заявлениям властей и продолжают опустошать магазины?
Я родилась в послевоенные годы и хорошо помню, что у нас дома всегда хранился так называемый «революционный набор». В чулане стоял большой ларь с мукой и начатый мешок сахара, на полках лежали коробки спичек и темные куски хозяйственного мыла, в холщовых мешочках хранились сушеные яблоки, на полу стояли бутыли с подсолнечным маслом и ведро меда. Припас этот не был неприкосновенным, его тратили, но и восполняли.
Однажды я спросила у мамы: зачем нам столько? Ответила коротко: «На черный день». Когда я подросла, узнала, как много «черных дней» было в ее детстве. Дважды большая мамина семья переживала голод: в начале тридцатых, когда ей было два года, и после войны, в 1947-м, когда хлеб давали по карточкам. Чудом выжили все десять ее братьев и сестер. Ели овощи со своего огорода, лебеду, крапиву, корни лопуха, мякину, жмых от подсолнечника. Весной в земле искали мерзлую, полугнилую картошку.
Такой суровый жизненный опыт никогда не забывается. Со слов родителей врезался он и в мою память – и стал важной руководящей силой. В недавние мартовские дни эта сила буквально погнала меня в магазин за гречкой и мукой. Купила немного и успокоилась. На первый случай хватит, а там что Бог даст…
Современная молодежь только подсмеивается над этим обычаем держать в доме продовольственный запас. Они живут в изобилии, среди ярких витрин супермаркетов и думают: как это могут кончиться ананасы? Им, пороху не нюхавшим, легко так говорить. А многострадальный народ наш, наученный опытом войн и революций, привык иметь кусок хлеба «на черный день».
В ответ на любые внешние угрозы: усиление международной напряженности, экономический кризис, засуха и недород, эпидемии, пожары и стихийные бедствия – люди стремительно бросались в магазины и скупали самое необходимое. Так происходило, например, в 1939 году, когда Германия, заключив пакт о ненападении с СССР, вторглась в Польшу.
В книге «Неизвестная блокада» историк Н.Ломагин пишет: «За два дня в магазинах Московского района был распродан месячный запас продуктов питания, соли, спичек и мыла, а в Свердловском универмаге за один день 7 сентября 1939 года было распродано 7 тонн соли, что равнялось восьмимесячному запасу».
Настоящая паника началась 22 июня 1941 года, когда Левитан зачитал по радио знаменитое объявление о начале войны. Историк В.Парамонов в своей работе, посвященной распределению и теневому рынку в период 1941-1945 годов, отмечает, что население ринулось в сберкассы снимать деньги, чтобы потратить их на пополнение продуктовых запасов.
Вот выдержка из информации организационно-инструкторского отдела Московского горкома ВКП (б): «В Свердловском районе в магазине ТЭЖЭ (ул. Горького) большая очередь за мылом, в магазине N 102 (ул. Горького) в продаже нет хозяйственного мыла, покупатели берут семейное мыло, которого раньше продавалось по 50 кусков в день, а сегодня за два часа было продано 500 кусков… В магазинах, торгующих мясом, рыбой и зеленью, торговля проходит нормально».
Все это случилось сразу после объявления по радио, в 12 часов дня. В гастрономах люди тратили все деньги, что у них были. Впрочем, с ажиотажным спросом первого дня в Москве быстро справились, организовав оперативный подвоз продовольствия и введя ограничительные меры. Однако этим дело не кончилось, и в ход пошли репрессии. Впрочем, это было только начало войны, и продукты в магазинах можно было еще покупать свободно.
Уже очень скоро в стране была введена карточная система, и ни о каких свободных закупках речь уже не шла. Главное — не потерять талон и не остаться без хлеба. Война стала тяжелым испытанием для всего народа. Она приучила бережно относиться к еде и делиться с ближним. И, конечно, у того поколения закрепилось чрезвычайно тревожное поведение, связанное с ожиданием новой войны.
Как вспоминал московский старожил Г.Е.Андреевский, после денежной реформы 1947 года в магазинах выстраивались огромные очереди, бывшие приметой той эпохи. В них «говорили о том, что подорожает хлеб, что будет война, что на Москву упадет метеорит». И при каждом тревожном слухе горожане начинали запасаться мукой, солью, спичками и мылом.
Страх войны преследовал советского человека на протяжении всей истории СССР. Поколение людей, видевших Великую Отечественную войну, всегда готовилось к тому, что следующая война будет такой же — с голодом, холодом, бытовыми лишениями и постоянными усилиями по физическому выживанию. А значит, как только они слышали, что где-то возникла угроза военных действий, то сразу бежали в магазин за крупой.
Поводов к тревожному ожиданию было, кстати сказать, немало. Подобные настроения возникали во время Карибского кризиса в 1963 году, когда СССР ввел танки в Чехословакию в 1968 году, и в годы «холодной войны», когда простые люди чувствовали, что она опять рядом, и вновь бежали за солью, спичками и консервами.
Порой большого повода для паники и не требовалось. Даже стычка московской милиции с китайскими студентами возле мавзолея в 1969 году истолковывалась гражданами как прелюдия к войне с Китаем, а значит, и поводом для панической закупки стандартного «революционного набора».
Для того, чтобы заподозрить надвигающуюся катастрофу, людям не обязательно было знать о конкретных событиях — они делали выводы о близкой опасности, судя по малейшим перебоям в снабжении продуктами питания. Если в магазине их нет, значит, вот-вот начнется война.
…Так работает память поколений: причина явления забывается, остается лишь стимул и толчок — любая стрессовая ситуация. Будь то боязнь перед обвалом национальной валюты, страх перед эпидемией или слухи о том, что некий важный продукт пропадет с прилавков. И на этот случай в голове уже есть готовый план действий: купить макароны, гречку, консервы…
Надежда Крылова.
Использована статья Михаила Карпова «Лента.ру»
Откуда в головах сограждан возникает этот порыв? Почему они не верят заявлениям властей и продолжают опустошать магазины?
Я родилась в послевоенные годы и хорошо помню, что у нас дома всегда хранился так называемый «революционный набор». В чулане стоял большой ларь с мукой и начатый мешок сахара, на полках лежали коробки спичек и темные куски хозяйственного мыла, в холщовых мешочках хранились сушеные яблоки, на полу стояли бутыли с подсолнечным маслом и ведро меда. Припас этот не был неприкосновенным, его тратили, но и восполняли.
Однажды я спросила у мамы: зачем нам столько? Ответила коротко: «На черный день». Когда я подросла, узнала, как много «черных дней» было в ее детстве. Дважды большая мамина семья переживала голод: в начале тридцатых, когда ей было два года, и после войны, в 1947-м, когда хлеб давали по карточкам. Чудом выжили все десять ее братьев и сестер. Ели овощи со своего огорода, лебеду, крапиву, корни лопуха, мякину, жмых от подсолнечника. Весной в земле искали мерзлую, полугнилую картошку.
Такой суровый жизненный опыт никогда не забывается. Со слов родителей врезался он и в мою память – и стал важной руководящей силой. В недавние мартовские дни эта сила буквально погнала меня в магазин за гречкой и мукой. Купила немного и успокоилась. На первый случай хватит, а там что Бог даст…
Современная молодежь только подсмеивается над этим обычаем держать в доме продовольственный запас. Они живут в изобилии, среди ярких витрин супермаркетов и думают: как это могут кончиться ананасы? Им, пороху не нюхавшим, легко так говорить. А многострадальный народ наш, наученный опытом войн и революций, привык иметь кусок хлеба «на черный день».
В ответ на любые внешние угрозы: усиление международной напряженности, экономический кризис, засуха и недород, эпидемии, пожары и стихийные бедствия – люди стремительно бросались в магазины и скупали самое необходимое. Так происходило, например, в 1939 году, когда Германия, заключив пакт о ненападении с СССР, вторглась в Польшу.
В книге «Неизвестная блокада» историк Н.Ломагин пишет: «За два дня в магазинах Московского района был распродан месячный запас продуктов питания, соли, спичек и мыла, а в Свердловском универмаге за один день 7 сентября 1939 года было распродано 7 тонн соли, что равнялось восьмимесячному запасу».
Настоящая паника началась 22 июня 1941 года, когда Левитан зачитал по радио знаменитое объявление о начале войны. Историк В.Парамонов в своей работе, посвященной распределению и теневому рынку в период 1941-1945 годов, отмечает, что население ринулось в сберкассы снимать деньги, чтобы потратить их на пополнение продуктовых запасов.
Вот выдержка из информации организационно-инструкторского отдела Московского горкома ВКП (б): «В Свердловском районе в магазине ТЭЖЭ (ул. Горького) большая очередь за мылом, в магазине N 102 (ул. Горького) в продаже нет хозяйственного мыла, покупатели берут семейное мыло, которого раньше продавалось по 50 кусков в день, а сегодня за два часа было продано 500 кусков… В магазинах, торгующих мясом, рыбой и зеленью, торговля проходит нормально».
Все это случилось сразу после объявления по радио, в 12 часов дня. В гастрономах люди тратили все деньги, что у них были. Впрочем, с ажиотажным спросом первого дня в Москве быстро справились, организовав оперативный подвоз продовольствия и введя ограничительные меры. Однако этим дело не кончилось, и в ход пошли репрессии. Впрочем, это было только начало войны, и продукты в магазинах можно было еще покупать свободно.
Уже очень скоро в стране была введена карточная система, и ни о каких свободных закупках речь уже не шла. Главное — не потерять талон и не остаться без хлеба. Война стала тяжелым испытанием для всего народа. Она приучила бережно относиться к еде и делиться с ближним. И, конечно, у того поколения закрепилось чрезвычайно тревожное поведение, связанное с ожиданием новой войны.
Как вспоминал московский старожил Г.Е.Андреевский, после денежной реформы 1947 года в магазинах выстраивались огромные очереди, бывшие приметой той эпохи. В них «говорили о том, что подорожает хлеб, что будет война, что на Москву упадет метеорит». И при каждом тревожном слухе горожане начинали запасаться мукой, солью, спичками и мылом.
Страх войны преследовал советского человека на протяжении всей истории СССР. Поколение людей, видевших Великую Отечественную войну, всегда готовилось к тому, что следующая война будет такой же — с голодом, холодом, бытовыми лишениями и постоянными усилиями по физическому выживанию. А значит, как только они слышали, что где-то возникла угроза военных действий, то сразу бежали в магазин за крупой.
Поводов к тревожному ожиданию было, кстати сказать, немало. Подобные настроения возникали во время Карибского кризиса в 1963 году, когда СССР ввел танки в Чехословакию в 1968 году, и в годы «холодной войны», когда простые люди чувствовали, что она опять рядом, и вновь бежали за солью, спичками и консервами.
Порой большого повода для паники и не требовалось. Даже стычка московской милиции с китайскими студентами возле мавзолея в 1969 году истолковывалась гражданами как прелюдия к войне с Китаем, а значит, и поводом для панической закупки стандартного «революционного набора».
Для того, чтобы заподозрить надвигающуюся катастрофу, людям не обязательно было знать о конкретных событиях — они делали выводы о близкой опасности, судя по малейшим перебоям в снабжении продуктами питания. Если в магазине их нет, значит, вот-вот начнется война.
…Так работает память поколений: причина явления забывается, остается лишь стимул и толчок — любая стрессовая ситуация. Будь то боязнь перед обвалом национальной валюты, страх перед эпидемией или слухи о том, что некий важный продукт пропадет с прилавков. И на этот случай в голове уже есть готовый план действий: купить макароны, гречку, консервы…
Надежда Крылова.
Использована статья Михаила Карпова «Лента.ру»