Великий Князь Алексей Николаевич Романов (1904-1918) вошел в историю как Наследник Русского Престола, единственный и долгожданный сын Государя Императора Николая II. Он прожил совсем короткую жизнь – в день гибели Царской Семьи ему не исполнилось и 14 лет. Просиял он как ясная заря на рассвете новой истории России. Его царствование не сбылось, не свершилось: Господу угодно было отозвать его в вечность юным отроком, но с лихвой настрадавшимся от бед и болезней.
Умный, богато одаренный от природы, блистательно чистый сердцем и душой, Царевич Алексей с рождения страдал тяжелым недугом – гемофилией. Вот как рассказывал об этом его учитель Пьер Жильяр, который в 1912 году по просьбе Императрицы начал заниматься с Алексеем французским языком:
«Мне представили мальчика восьми лет, пожалуй, даже высокого для своего возраста, с удлиненным, совершенно правильным лицом с тонкими чертами и большими серо-голубыми глазами, как у матери... У него был глубокий, острый склад ума, способность все быстро схватывать. Он поразил меня вопросами, необычными для своего возраста, которые были свидетельством тонкой, высокоорганизованной духовности. Я встретил ребенка с нежным, благородным сердцем, чувствительного к несчастьям других, так как он много страдал сам.
Однажды произошел несчастный случай, которого я так сильно опасался. Царевич находился в классе, залез на стул, неожиданно поскользнулся и в падении задел правым коленом угол какого-то предмета. На следующий день он не мог встать. Опухоль ниже колена распространилась на всю ногу. Кожа была растянута и затвердела под действием крови. Я был ошеломлен, но ни Царь, ни Царица ни словом не упрекнули меня. Напротив, старались сделать всё, чтобы я не впал в отчаяние...
Мать провела страшную ночь у постели сына. Кровотечение не останавливалось, температура повышалась. Царь заходил каждую свободную минуту, пытаясь развлечь его, но боль была сильнее, чем увлекательные истории. И вновь возобновлялись слезы и стоны. Время от времени дверь открывалась, одна из Великих Княжон входила на цыпочках и целовала маленького брата, внося в комнату порыв свежести и здоровья. В этот момент мальчик открывал свои огромные голубые глаза, вокруг которых болезнь положила темные круги, и почти сразу закрывал их. Его голова покоилась на руках матери, а маленькое, смертельно бледное личико было неузнаваемо.
Иногда стоны затихали, и он бормотал только одно слово «мамочка». Она целовала его в волосы, лоб и глаза, как будто прикосновения губ уменьшали его боль и возвращали к жизни, которая покидала его. В эти ужасные часы я был свидетелем мук сына и пытки матери, которая знала, что сама является причиной этих страданий, так как она передала ему чудовищный недуг, против которого медицина была безсильна. Тогда я понял тайну трагедии ее жизни и мог воссоздать ее крестный путь на Голгофу».
+++
Несмотря на частые приступы болезни, для Наследника Престола была разработана целая система воспитания и образования, которая должна была всесторонне подготовить его к будущему управлению огромной страной. Кто учил Августейших Детей? Их было около 20 человек – лучших преподавателей того времени, но тех, кто до конца сохранил верность Семье, было только трое. В их числе – швейцарец Пьер Жильяр (1879-1962), англичанин Сидней Гиббс (1876-1963) и учитель русской словесности, автор множества книг и статей, талантливый поэт Петр Васильевич Петров (1858-1918).
Он был старшим среди преподавателей, и у него была особая роль – он разрабатывал программы обучения, планировал уроки, распределял нагрузку. Ранее Петр Васильевич преподавал в Павловском военном училище, а когда последовало назначение в штат преподавателей Царских Детей, он счел это вершиной своей карьеры. Ему было доверено дело огромной государственной важности!
В 1916-1917 гг. у Алексея Николаевича было пять уроков в день, включая субботу. Занятия начинались в 9 утра, после первого урока была прогулка, затем еще два урока. С 13.00 до 16.00 – обед и отдых, потом снова два урока. Цесаревич изучал Закон Божий, историю, географию, арифметику и три языка: русский, английский и французский. Учился музыке и танцам. А вот вкусы у него были самые простонародные: он обожал солдатскую еду и игру на балалайке.
С октября 1915 года, когда Наследник подолгу находился с отцом в Ставке главнокомандования русскими войсками, три наставника: Петров, Жильяр и Гиббс – приезжали в Могилев вместе с ним. И занятия шли строго по расписанию. Петр Васильевич был доволен возмужанием Царственного отрока и поощрял серьезное отношение к воинской службе.
С 1 января 1916 года Алексей начал вести дневник. Эти записи как зеркало отражают события его 12-летней, еще детской жизни. Писал о том, чем наполнен его день, как вмешивается в жизнь болезнь, как сдержанно он ее воспринимает. Дневник говорит и о том, что Петр Васильевич научил его любить книгу.
Что именно выбирал учитель для чтения? Вот запись в дневнике Царевича от 14 июля 1916 года: «После завтрака слушал чтение «Тараса Бульбы». Чудная вещь!» 15 сентября: «Начал читать книгу «Доктор Гааз». 23 сентября: «Вечером читал вслух русскую историю с П.В.П.». 5 ноября: «П.В.П. прочел мне о подвигах телефониста Алексея Макухи». Читали также «Жития святых», Лескова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Мельникова-Печерского.
Заботливо, бережно и разумно взращивал Петр Васильевич Царственных учеников, учил любить родной язык и литературу, ощущать себя русскими. Он очень жалел больного Царевича, но умел соединить мягкость с требовательностью, а природные дарования позволяли больному ученику быстро наверстывать упущенное.
+++
Чрезвычайно интересную характеристику Наследнику дала Клавдия Михайловна Битнер (1878-1937), петербургская дворянка, 18 лет служившая классной дамой в Царскосельской гимназии. Она последовала за Царской Семьей в Тобольск и преподавала Цесаревичу русский язык, математику и географию:
«Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый, хороший мальчик, умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый и жизнерадостный, несмотря на свое часто тяжелое и болезненное состояние. Он был способный от природы, и если хотел что-то выучить, говорил: «Погодите, я выучу». И если действительно что выучивал, то уже у него оставалось и сидело крепко. Он привык быть дисциплинированным, но не любил былого придворного этикета.
Он не переносил лжи и не потерпел бы ее около себя, если бы взял власть когда-либо. В нем были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост, но имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. Он уже многое понимал и понимал людей. Был терпелив, очень аккуратен и бережлив.
Однажды, когда он был болен, ему подали кушанье, общее со всей Семьей, но он не стал есть, потому что не любил этого блюда. Я возмутилась: как это не могут приготовить ребенку отдельного кушанья, когда он болен?! А он ответил: «Ну, вот еще, из-за меня одного не надо тратиться».
В Тобольске у меня был с ним разговор о власти. Я ему сказала: «А если Вы, Алексей Николаевич, будете царствовать?» – «Нет, это кончено навсегда». – «Ну, а если опять будет, если Вы будете царствовать?» – «Тогда надо устроить так, чтобы я знал больше, что делается кругом». Я спросила, что бы тогда он сделал со мной? Он сказал, что построил бы для меня большой госпиталь, назначил бы меня заведовать им, а сам приезжал бы и «допрашивал» обо всем – все ли в порядке. Я уверена, что при нем был бы порядок».
+++
Вскоре после того, как Германия объявила войну России, Царская Семья отправилась из Петербурга в Москву. Патриотический подъем в столице был необычайно высок! Толпы людей заполонили улицы и площади, чтобы увидеть и поприветствовать Их Величества на пути следования экипажа. Цветами и восторженными криками встречал народ своего Государя. Разве мог кто тогда подумать, что через три года эти же толпы истошно завопят: «Растерзать Романовых!» А в 1914 году народные массы были настроены еще очень благоговейно и патриотично.
«Манифестации и выражения любви к Царю становятся все более бурными и яркими, — писал в своих воспоминаниях учитель Цесаревича Пьер Жильяр. — Мы каждый день выезжаем на автомобиле на прогулку. Обыкновенно направляемся на Воробьевы горы, откуда открывается поразительный вид на долину Москвы-реки и всю столицу. С этого места и Наполеон смотрел на Москву 14 сентября 1812 года.
Однажды утром, когда мы возвращались с прогулки, шофер был принужден остановиться в одном из переулков Якиманки – так велика была встречная толпа. Она состояла исключительно из простонародья и окрестных крестьян, пришедших в город в надежде увидеть Царя. И вдруг раздались крики: «Наследник! Наследник!»
Толпа бросилась вперед, нас окружили, и мы оказались словно в плену у этих мужиков, которые толкали друг друга, кричали и пробивались вперед, чтобы лучше видеть Царевича. Мало-помалу осмелев, женщины и дети стали влезать на подножки автомобиля и протягивать к нему руки через дверцы. И когда им удавалось прикоснуться, они с торжеством кричали: «Я его тронула! Я тронула Наследника!»
Испуганный проявлением этих чувств народной любви, Алексей откинулся в глубину салона, однако скоро оправился и, видя вокруг добрые улыбки людей, сильно сконфузился, будучи смущен их вниманием, и не знал, что ему делать. Вскоре подоспели два толстых, запыхавшихся городовых и грозно закричали изо всех сил. Толпа с покорным послушанием заколебалась и медленно отступила. Так нам удалось медленно выбраться из нее и ехать дальше...»
+++
Многие его наставники говорили о том, что в будущем Россия получит замечательного правителя – волевого, мудрого и справедливого. Как вспоминает фрейлина Императрицы Софья Офросимова, «все учителя признавали его выдающиеся способности и говорили, что в душе Наследника не заложено ни одной скверной или порочной черты; душа его – самая добрая почва для всех добрых семян; если сумеют их насадить и взрастить, то Русская Земля получит не только прекрасного и умного Государя, но и прекрасного человека».
Подготовила Ксения Миронова.
«Православный Крест» 1 августа 2020 года
Умный, богато одаренный от природы, блистательно чистый сердцем и душой, Царевич Алексей с рождения страдал тяжелым недугом – гемофилией. Вот как рассказывал об этом его учитель Пьер Жильяр, который в 1912 году по просьбе Императрицы начал заниматься с Алексеем французским языком:
«Мне представили мальчика восьми лет, пожалуй, даже высокого для своего возраста, с удлиненным, совершенно правильным лицом с тонкими чертами и большими серо-голубыми глазами, как у матери... У него был глубокий, острый склад ума, способность все быстро схватывать. Он поразил меня вопросами, необычными для своего возраста, которые были свидетельством тонкой, высокоорганизованной духовности. Я встретил ребенка с нежным, благородным сердцем, чувствительного к несчастьям других, так как он много страдал сам.
Однажды произошел несчастный случай, которого я так сильно опасался. Царевич находился в классе, залез на стул, неожиданно поскользнулся и в падении задел правым коленом угол какого-то предмета. На следующий день он не мог встать. Опухоль ниже колена распространилась на всю ногу. Кожа была растянута и затвердела под действием крови. Я был ошеломлен, но ни Царь, ни Царица ни словом не упрекнули меня. Напротив, старались сделать всё, чтобы я не впал в отчаяние...
Мать провела страшную ночь у постели сына. Кровотечение не останавливалось, температура повышалась. Царь заходил каждую свободную минуту, пытаясь развлечь его, но боль была сильнее, чем увлекательные истории. И вновь возобновлялись слезы и стоны. Время от времени дверь открывалась, одна из Великих Княжон входила на цыпочках и целовала маленького брата, внося в комнату порыв свежести и здоровья. В этот момент мальчик открывал свои огромные голубые глаза, вокруг которых болезнь положила темные круги, и почти сразу закрывал их. Его голова покоилась на руках матери, а маленькое, смертельно бледное личико было неузнаваемо.
Иногда стоны затихали, и он бормотал только одно слово «мамочка». Она целовала его в волосы, лоб и глаза, как будто прикосновения губ уменьшали его боль и возвращали к жизни, которая покидала его. В эти ужасные часы я был свидетелем мук сына и пытки матери, которая знала, что сама является причиной этих страданий, так как она передала ему чудовищный недуг, против которого медицина была безсильна. Тогда я понял тайну трагедии ее жизни и мог воссоздать ее крестный путь на Голгофу».
+++
Несмотря на частые приступы болезни, для Наследника Престола была разработана целая система воспитания и образования, которая должна была всесторонне подготовить его к будущему управлению огромной страной. Кто учил Августейших Детей? Их было около 20 человек – лучших преподавателей того времени, но тех, кто до конца сохранил верность Семье, было только трое. В их числе – швейцарец Пьер Жильяр (1879-1962), англичанин Сидней Гиббс (1876-1963) и учитель русской словесности, автор множества книг и статей, талантливый поэт Петр Васильевич Петров (1858-1918).
Он был старшим среди преподавателей, и у него была особая роль – он разрабатывал программы обучения, планировал уроки, распределял нагрузку. Ранее Петр Васильевич преподавал в Павловском военном училище, а когда последовало назначение в штат преподавателей Царских Детей, он счел это вершиной своей карьеры. Ему было доверено дело огромной государственной важности!
В 1916-1917 гг. у Алексея Николаевича было пять уроков в день, включая субботу. Занятия начинались в 9 утра, после первого урока была прогулка, затем еще два урока. С 13.00 до 16.00 – обед и отдых, потом снова два урока. Цесаревич изучал Закон Божий, историю, географию, арифметику и три языка: русский, английский и французский. Учился музыке и танцам. А вот вкусы у него были самые простонародные: он обожал солдатскую еду и игру на балалайке.
С октября 1915 года, когда Наследник подолгу находился с отцом в Ставке главнокомандования русскими войсками, три наставника: Петров, Жильяр и Гиббс – приезжали в Могилев вместе с ним. И занятия шли строго по расписанию. Петр Васильевич был доволен возмужанием Царственного отрока и поощрял серьезное отношение к воинской службе.
С 1 января 1916 года Алексей начал вести дневник. Эти записи как зеркало отражают события его 12-летней, еще детской жизни. Писал о том, чем наполнен его день, как вмешивается в жизнь болезнь, как сдержанно он ее воспринимает. Дневник говорит и о том, что Петр Васильевич научил его любить книгу.
Что именно выбирал учитель для чтения? Вот запись в дневнике Царевича от 14 июля 1916 года: «После завтрака слушал чтение «Тараса Бульбы». Чудная вещь!» 15 сентября: «Начал читать книгу «Доктор Гааз». 23 сентября: «Вечером читал вслух русскую историю с П.В.П.». 5 ноября: «П.В.П. прочел мне о подвигах телефониста Алексея Макухи». Читали также «Жития святых», Лескова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Мельникова-Печерского.
Заботливо, бережно и разумно взращивал Петр Васильевич Царственных учеников, учил любить родной язык и литературу, ощущать себя русскими. Он очень жалел больного Царевича, но умел соединить мягкость с требовательностью, а природные дарования позволяли больному ученику быстро наверстывать упущенное.
+++
Чрезвычайно интересную характеристику Наследнику дала Клавдия Михайловна Битнер (1878-1937), петербургская дворянка, 18 лет служившая классной дамой в Царскосельской гимназии. Она последовала за Царской Семьей в Тобольск и преподавала Цесаревичу русский язык, математику и географию:
«Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый, хороший мальчик, умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый и жизнерадостный, несмотря на свое часто тяжелое и болезненное состояние. Он был способный от природы, и если хотел что-то выучить, говорил: «Погодите, я выучу». И если действительно что выучивал, то уже у него оставалось и сидело крепко. Он привык быть дисциплинированным, но не любил былого придворного этикета.
Он не переносил лжи и не потерпел бы ее около себя, если бы взял власть когда-либо. В нем были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост, но имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. Он уже многое понимал и понимал людей. Был терпелив, очень аккуратен и бережлив.
Однажды, когда он был болен, ему подали кушанье, общее со всей Семьей, но он не стал есть, потому что не любил этого блюда. Я возмутилась: как это не могут приготовить ребенку отдельного кушанья, когда он болен?! А он ответил: «Ну, вот еще, из-за меня одного не надо тратиться».
В Тобольске у меня был с ним разговор о власти. Я ему сказала: «А если Вы, Алексей Николаевич, будете царствовать?» – «Нет, это кончено навсегда». – «Ну, а если опять будет, если Вы будете царствовать?» – «Тогда надо устроить так, чтобы я знал больше, что делается кругом». Я спросила, что бы тогда он сделал со мной? Он сказал, что построил бы для меня большой госпиталь, назначил бы меня заведовать им, а сам приезжал бы и «допрашивал» обо всем – все ли в порядке. Я уверена, что при нем был бы порядок».
+++
Вскоре после того, как Германия объявила войну России, Царская Семья отправилась из Петербурга в Москву. Патриотический подъем в столице был необычайно высок! Толпы людей заполонили улицы и площади, чтобы увидеть и поприветствовать Их Величества на пути следования экипажа. Цветами и восторженными криками встречал народ своего Государя. Разве мог кто тогда подумать, что через три года эти же толпы истошно завопят: «Растерзать Романовых!» А в 1914 году народные массы были настроены еще очень благоговейно и патриотично.
«Манифестации и выражения любви к Царю становятся все более бурными и яркими, — писал в своих воспоминаниях учитель Цесаревича Пьер Жильяр. — Мы каждый день выезжаем на автомобиле на прогулку. Обыкновенно направляемся на Воробьевы горы, откуда открывается поразительный вид на долину Москвы-реки и всю столицу. С этого места и Наполеон смотрел на Москву 14 сентября 1812 года.
Однажды утром, когда мы возвращались с прогулки, шофер был принужден остановиться в одном из переулков Якиманки – так велика была встречная толпа. Она состояла исключительно из простонародья и окрестных крестьян, пришедших в город в надежде увидеть Царя. И вдруг раздались крики: «Наследник! Наследник!»
Толпа бросилась вперед, нас окружили, и мы оказались словно в плену у этих мужиков, которые толкали друг друга, кричали и пробивались вперед, чтобы лучше видеть Царевича. Мало-помалу осмелев, женщины и дети стали влезать на подножки автомобиля и протягивать к нему руки через дверцы. И когда им удавалось прикоснуться, они с торжеством кричали: «Я его тронула! Я тронула Наследника!»
Испуганный проявлением этих чувств народной любви, Алексей откинулся в глубину салона, однако скоро оправился и, видя вокруг добрые улыбки людей, сильно сконфузился, будучи смущен их вниманием, и не знал, что ему делать. Вскоре подоспели два толстых, запыхавшихся городовых и грозно закричали изо всех сил. Толпа с покорным послушанием заколебалась и медленно отступила. Так нам удалось медленно выбраться из нее и ехать дальше...»
+++
Многие его наставники говорили о том, что в будущем Россия получит замечательного правителя – волевого, мудрого и справедливого. Как вспоминает фрейлина Императрицы Софья Офросимова, «все учителя признавали его выдающиеся способности и говорили, что в душе Наследника не заложено ни одной скверной или порочной черты; душа его – самая добрая почва для всех добрых семян; если сумеют их насадить и взрастить, то Русская Земля получит не только прекрасного и умного Государя, но и прекрасного человека».
Подготовила Ксения Миронова.
«Православный Крест» 1 августа 2020 года