13/26 ноября Православная Церковь совершает память святителя Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского (407). Прочтем вместе замечательную проповедь о нем, сказанную свт. Димитрием, архиепископом Херсонским и Одесским в конце XIX века.
В мире скорбни будете (Ин. 16, 33), – говорил Господь наш Иисус Христос ученикам Своим, а в лице их – и всем будущим проповедникам Евангелия: несть раб болий Господа своего; аще Мене изгнаша, и вас изженут (Ин. 15, 20). Истина сих слов, оправданная опытом многих проповедников Евангелия, оправдалась и в жизни великого учителя Церкви святого Иоанна Златоустого.
Вознесенный на высоту престола пастыреначальнического, с полным сознанием важности своего долга, он не мог равнодушно смотреть на пороки роскошной столицы древнего мира; порок, со своей стороны, не мог равнодушно терпеть обличений проповедника покаяния. Рано или поздно, но неминуемо должна была открыться борьба добродетели с нечестием, которая в настоящей жизни, по непостижимым судьбам Промысла Божия, оканчивается нередко мнимым торжеством последнего. <…>
Святой пастырь видел умножавшееся постоянно число и злобу врагов своих, предчувствовал угрожающую ему опасность, – и, несмотря ни на что, продолжал делать свое дело. «Я готов, говорил он, пролить кровь свою, лишь бы мог сколько-нибудь воспрепятствовать распространению зла. Нисколько не безпокоит меня ненависть и злоба врагов моих; одно у меня на сердце – исправление моих слушателей».
Не станем пересказывать, какими средствами князь тьмы вооружался противу неустрашимаго проповедника истины; довольно того, что злоба, наконец, восторжествовала. Незаконным образом составленный собор, частию из явных врагов Златоуста, частию из обольщенных и обманутых епископов, подверг суду святого мужа. Явные клеветы, злобно перетолкованные слова и поступки его были поставлены ему в вину, и великий учитель Церкви на шестом году своего епископского служения осужден в заточение.
Когда друзья его, сорок епископов, сетовали вокруг него, он был совершенно спокоен и даже весел. «Молитесь, братия мои, – говорил им святой Златоуст, ожидавший с часу на час прибытия чиновника с указом об изгнании его. – И если вы любите Христа, то пусть каждый из вас не оставляет своей паствы – для меня. Я могу сказать теперь с Павлом: время отшествия моего близко. После многих, предстоящих мне страданий я отойду из сей жизни; ибо я хорошо вижу покушения против меня сатаны, который не может долее сносить моей проповеди, направленной против его царства. Поминайте только меня в молитвах ваших». Слезы окружающих были ответом на сии слова. <…>
В одном из писем своих к константинопольской диакониссе Олимпиаде он пишет:
«Смотря на настоящие бедствия Церкви, я не теряю, однако же, надежды на лучшее, когда воспоминаю о Владыке мира, Который не искусством побеждал бурю, но единым мановением усмирял ветры. Что он делает сие не в самом начале бедствий, это Его закон. Он попускает бедствиям дойти до высочайшей степени и, когда многие начинают отчаиваться, Он творит чудо и, таким образом, являет Свое всемогущество, испытуя терпение страждущих. Итак, не унывай духом: одно только знаю я истинное бедствие – это грех; все другое – коварство, ненависть, обман, клевета, злословие, изгнание, отнятие имуществ, смерть, война хотя бы то с целым миром – все это ничто!» <…>
«Не смущайся и не страшись ничего, всегда и за все благодари Бога, благословляй Его, умоляй и проси. Для Господа нашего нет ничего трудного, хотя бы все пришло в крайнюю погибель. Он восставляет падших, заблудших наставляет на путь истинный, разрешает и оправдывает обремененных тысячей грехов, оживляет и воскрешает умерших... И когда сравнишь добро со злом, увидишь много, если не явных знамений и чудес, то весьма много похожего на чудеса, много очевидных доказательств промышления и помощи Божией. Предоставляю тебе самой сделать сие; ибо это прекрасное занятие избавит тебя от суетного сетования и доставит великое утешение».
Для утешения и укрепления страждущих и гонимых друзей своих святой Златоуст написал особенное сочинение, в котором изложил ту великую, любимую им мысль, что «кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может».
«Для того-то, говорит он здесь, Святое Писание и начертало нам великую и возвышенную картину жизни древних – от Адама до Христа, для того описывает нам и падших, и увенчанных, чтоб примером тех и других убедить нас в той истине, что кто сам себе не вредит, тому никто другой вредить не может. Ибо никакая крайность обстоятельств, никакая перемена времени, никакие бедствия, будь их тысяча, – ничто не может поколебать мужественного, трезвого и бдительного; напротив, безпечному, пустившемуся на зло, который сам о себе не заботится, и тысяча спасительных средств не поможет». <…>
С тою же целию святой Златоуст написал другое, пространнейшее сочинение для тех, кои, взирая на неповинные страдания благочестивых и мнимое торжество порочных, соблазнялись тем, приходили даже к ропоту и отчаянию. Таковых малодушных людей святой Златоуст не иначе называет, как больными, и свое сочинение предлагает им вместо врачества.
Как опытный врач духовный, он сначала изыскивает причину сего недуга и ее-то первее старается искоренить. «Какая причина такой болезни? вопрошает он. Это заботливая и суетная пытливость, детское желание знать причины всего, что происходит, безстыдное усилие постигнуть непостижимые и неизреченные пути безконечного и неисследимого Промысла Божия... Не безразсудно ли, не крайнее ли безумие: когда врач режет нас, жжет и дает горькие врачества, мы не испытываем, терпеливо повинуемся ему, даже благодарим его, несмотря на то, что последствия всего этого неизвестны для нас, что подобными операциями часто доводят больных до смерти; напротив, стараемся постигнуть безпредельную, неизреченную, непостижимую премудрость Божию, силимся разгадать, почему и для чего то или другое бывает так или иначе, зная твердо, что премудрость сия не погрешает, что благость Божия безпредельна, промышление Его неизреченно, что все, ниспосылаемое Им, ведет к благой и полезной цели, только бы мы сами не препятствовали тому, что Он не желает ничьей погибели, но всем хочет спастися? Не крайнее ли это безумие, что мы хотим судить Того, Который один хочет и может нас спасти, судить в самом начале, не дождавшись даже конца происшествий? Я разумею конца не в настоящей жизни, хотя он часто открывается и здесь, но в жизни будущей; ибо та и другая жизнь одну имеют цель – наше спасение и прославление. Они разделены временем, но соединены целию.
<…> Итак, когда видишь Церковь в рассеянии и крайнем утеснении, лучших членов ее гонимыми, убиваемыми, самих предстоятелей в изгнании, взирай не на это одно, но и на то, что последует за сим, – на воздаяние, награды, почести и венцы; ибо претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22)
... Для чего, спросишь, Бог попускал и попускает столько опасностей, столько искушений, такие наветы? Вот причина тому: <…> Желая соделать душу способною к добродетели, Он поражает ее, испытует и подвергает искушениям, дабы чрез сие слабые и склонные к падению укрепились, твердые соделались еще тверже и неприступнее для козней и нападений диавола, чтобы все, наконец, были способны к получению будущих благ; ибо скорбь терпение соделывает, терпение же искусство, говорит святой Павел».
Наконец, добродетельная жизнь, приобретшая святому Иоанну уважение и в самом изгнании, снова возбудила ненависть врагов его. Они исходатайствовали у императрицы указ, которым изгнанный Златоуст осужден на новое изгнание в Питиунт близ Колхиды, на берегу Черного моря.
Отправленные для сего чиновники получили особенный приказ обходиться строже с своим узником и представить его к месту назначения в определенное число дней, невзирая на трудность дорог. Знаменитый пастырь константинопольский должен был идти пеший три месяца, то при несносном жаре солнечном, то под проливным дождем, без отдыха и перемены платья. Такое путешествие совершенно истощило и без того слабое здоровье святого Златоуста.
Почувствовав на пути приближение смерти, он упросил проводников своих остановиться, переменил измокшее и замаранное платье на белое, приобщился святых Таин и оставил мир сей, который не был его достоин, со словами: «Слава Богу за все!» – с сими любимыми им словами, которые часто повторял он в жизни, о которых во время страданий своих говорил:
«Слова эти – убийственный удар для сатаны, а для того, кто произносит их, во всякой беде, во всяком несчастии служат обильнейшим источником надежды и утешения. Как только произнесешь их, тотчас рассеивается всякое облако печали». <…>
Источник: Полное собрание проповедей Димитрия, архиепископа Херсонского и Одесского. Т. 2: Слова и беседы на дни Богородичные и Святых. М., 1889. С. 406-417.
Публикуется в сокращении
В мире скорбни будете (Ин. 16, 33), – говорил Господь наш Иисус Христос ученикам Своим, а в лице их – и всем будущим проповедникам Евангелия: несть раб болий Господа своего; аще Мене изгнаша, и вас изженут (Ин. 15, 20). Истина сих слов, оправданная опытом многих проповедников Евангелия, оправдалась и в жизни великого учителя Церкви святого Иоанна Златоустого.
Вознесенный на высоту престола пастыреначальнического, с полным сознанием важности своего долга, он не мог равнодушно смотреть на пороки роскошной столицы древнего мира; порок, со своей стороны, не мог равнодушно терпеть обличений проповедника покаяния. Рано или поздно, но неминуемо должна была открыться борьба добродетели с нечестием, которая в настоящей жизни, по непостижимым судьбам Промысла Божия, оканчивается нередко мнимым торжеством последнего. <…>
Святой пастырь видел умножавшееся постоянно число и злобу врагов своих, предчувствовал угрожающую ему опасность, – и, несмотря ни на что, продолжал делать свое дело. «Я готов, говорил он, пролить кровь свою, лишь бы мог сколько-нибудь воспрепятствовать распространению зла. Нисколько не безпокоит меня ненависть и злоба врагов моих; одно у меня на сердце – исправление моих слушателей».
Не станем пересказывать, какими средствами князь тьмы вооружался противу неустрашимаго проповедника истины; довольно того, что злоба, наконец, восторжествовала. Незаконным образом составленный собор, частию из явных врагов Златоуста, частию из обольщенных и обманутых епископов, подверг суду святого мужа. Явные клеветы, злобно перетолкованные слова и поступки его были поставлены ему в вину, и великий учитель Церкви на шестом году своего епископского служения осужден в заточение.
Когда друзья его, сорок епископов, сетовали вокруг него, он был совершенно спокоен и даже весел. «Молитесь, братия мои, – говорил им святой Златоуст, ожидавший с часу на час прибытия чиновника с указом об изгнании его. – И если вы любите Христа, то пусть каждый из вас не оставляет своей паствы – для меня. Я могу сказать теперь с Павлом: время отшествия моего близко. После многих, предстоящих мне страданий я отойду из сей жизни; ибо я хорошо вижу покушения против меня сатаны, который не может долее сносить моей проповеди, направленной против его царства. Поминайте только меня в молитвах ваших». Слезы окружающих были ответом на сии слова. <…>
В одном из писем своих к константинопольской диакониссе Олимпиаде он пишет:
«Смотря на настоящие бедствия Церкви, я не теряю, однако же, надежды на лучшее, когда воспоминаю о Владыке мира, Который не искусством побеждал бурю, но единым мановением усмирял ветры. Что он делает сие не в самом начале бедствий, это Его закон. Он попускает бедствиям дойти до высочайшей степени и, когда многие начинают отчаиваться, Он творит чудо и, таким образом, являет Свое всемогущество, испытуя терпение страждущих. Итак, не унывай духом: одно только знаю я истинное бедствие – это грех; все другое – коварство, ненависть, обман, клевета, злословие, изгнание, отнятие имуществ, смерть, война хотя бы то с целым миром – все это ничто!» <…>
«Не смущайся и не страшись ничего, всегда и за все благодари Бога, благословляй Его, умоляй и проси. Для Господа нашего нет ничего трудного, хотя бы все пришло в крайнюю погибель. Он восставляет падших, заблудших наставляет на путь истинный, разрешает и оправдывает обремененных тысячей грехов, оживляет и воскрешает умерших... И когда сравнишь добро со злом, увидишь много, если не явных знамений и чудес, то весьма много похожего на чудеса, много очевидных доказательств промышления и помощи Божией. Предоставляю тебе самой сделать сие; ибо это прекрасное занятие избавит тебя от суетного сетования и доставит великое утешение».
Для утешения и укрепления страждущих и гонимых друзей своих святой Златоуст написал особенное сочинение, в котором изложил ту великую, любимую им мысль, что «кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может».
«Для того-то, говорит он здесь, Святое Писание и начертало нам великую и возвышенную картину жизни древних – от Адама до Христа, для того описывает нам и падших, и увенчанных, чтоб примером тех и других убедить нас в той истине, что кто сам себе не вредит, тому никто другой вредить не может. Ибо никакая крайность обстоятельств, никакая перемена времени, никакие бедствия, будь их тысяча, – ничто не может поколебать мужественного, трезвого и бдительного; напротив, безпечному, пустившемуся на зло, который сам о себе не заботится, и тысяча спасительных средств не поможет». <…>
С тою же целию святой Златоуст написал другое, пространнейшее сочинение для тех, кои, взирая на неповинные страдания благочестивых и мнимое торжество порочных, соблазнялись тем, приходили даже к ропоту и отчаянию. Таковых малодушных людей святой Златоуст не иначе называет, как больными, и свое сочинение предлагает им вместо врачества.
Как опытный врач духовный, он сначала изыскивает причину сего недуга и ее-то первее старается искоренить. «Какая причина такой болезни? вопрошает он. Это заботливая и суетная пытливость, детское желание знать причины всего, что происходит, безстыдное усилие постигнуть непостижимые и неизреченные пути безконечного и неисследимого Промысла Божия... Не безразсудно ли, не крайнее ли безумие: когда врач режет нас, жжет и дает горькие врачества, мы не испытываем, терпеливо повинуемся ему, даже благодарим его, несмотря на то, что последствия всего этого неизвестны для нас, что подобными операциями часто доводят больных до смерти; напротив, стараемся постигнуть безпредельную, неизреченную, непостижимую премудрость Божию, силимся разгадать, почему и для чего то или другое бывает так или иначе, зная твердо, что премудрость сия не погрешает, что благость Божия безпредельна, промышление Его неизреченно, что все, ниспосылаемое Им, ведет к благой и полезной цели, только бы мы сами не препятствовали тому, что Он не желает ничьей погибели, но всем хочет спастися? Не крайнее ли это безумие, что мы хотим судить Того, Который один хочет и может нас спасти, судить в самом начале, не дождавшись даже конца происшествий? Я разумею конца не в настоящей жизни, хотя он часто открывается и здесь, но в жизни будущей; ибо та и другая жизнь одну имеют цель – наше спасение и прославление. Они разделены временем, но соединены целию.
<…> Итак, когда видишь Церковь в рассеянии и крайнем утеснении, лучших членов ее гонимыми, убиваемыми, самих предстоятелей в изгнании, взирай не на это одно, но и на то, что последует за сим, – на воздаяние, награды, почести и венцы; ибо претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22)
... Для чего, спросишь, Бог попускал и попускает столько опасностей, столько искушений, такие наветы? Вот причина тому: <…> Желая соделать душу способною к добродетели, Он поражает ее, испытует и подвергает искушениям, дабы чрез сие слабые и склонные к падению укрепились, твердые соделались еще тверже и неприступнее для козней и нападений диавола, чтобы все, наконец, были способны к получению будущих благ; ибо скорбь терпение соделывает, терпение же искусство, говорит святой Павел».
Наконец, добродетельная жизнь, приобретшая святому Иоанну уважение и в самом изгнании, снова возбудила ненависть врагов его. Они исходатайствовали у императрицы указ, которым изгнанный Златоуст осужден на новое изгнание в Питиунт близ Колхиды, на берегу Черного моря.
Отправленные для сего чиновники получили особенный приказ обходиться строже с своим узником и представить его к месту назначения в определенное число дней, невзирая на трудность дорог. Знаменитый пастырь константинопольский должен был идти пеший три месяца, то при несносном жаре солнечном, то под проливным дождем, без отдыха и перемены платья. Такое путешествие совершенно истощило и без того слабое здоровье святого Златоуста.
Почувствовав на пути приближение смерти, он упросил проводников своих остановиться, переменил измокшее и замаранное платье на белое, приобщился святых Таин и оставил мир сей, который не был его достоин, со словами: «Слава Богу за все!» – с сими любимыми им словами, которые часто повторял он в жизни, о которых во время страданий своих говорил:
«Слова эти – убийственный удар для сатаны, а для того, кто произносит их, во всякой беде, во всяком несчастии служат обильнейшим источником надежды и утешения. Как только произнесешь их, тотчас рассеивается всякое облако печали». <…>
Источник: Полное собрание проповедей Димитрия, архиепископа Херсонского и Одесского. Т. 2: Слова и беседы на дни Богородичные и Святых. М., 1889. С. 406-417.
Публикуется в сокращении