Он был для меня старшим братом

    Вячеслав Михайлович Клыков завещал похоронить себя на родной курской земле, в селе Мармыжи, у стен Покровского храма, который он сам воздвиг на месте церкви, разрушенной безбожной властью. Друзья Вячеслава Михайловича приехали сюда почтить годовщину его смерти, вспомнить дорогого сердцу человека.
    Мы предлагаем читателям беседу с ближайшим другом В. М. Клыкова, журналистом и кинорежиссером Николаем Филипповичем Ряполовым.

Николай Филиппович Ряполов

    Николай Филиппович, как Вы познакомились с Вячеславом Михайловичем?
    Мы познакомились с Клыковым в 1986 г. Вячеслав Михайлович тогда приехал в Белгород, где я жил и работал журналистом на радиостанции «Колос».У меня была своя программа. Прошел слух, что город посетит известный талантливый скульптор, что он человек патриотического духа (о вере в Бога, Православии тогда еще не говорили).
    Клыков приехал сюда для того, чтобы договориться с руководством о работе над одним памятником. По вечерам они вместе с нашим местным скульптором Анатолием Шишковым, который был моим товарищем, обсуждали в мастерской макет будущего памятника, а я иногда забегал к ним. Это было начало нашего общения. Поначалу, его непривычные, по тем временам острые суждения и взгляды, настораживали. Все-таки провинция жила умеренно и спокойно реагировала на всякие общественные всплески. Но с первого раза я Славу все же не воспринял, и именно из-за его своеобразной оригинальности. Его патриотический дух, его взгляды на основы русской государственности, Самодержавия, Монархии были неожиданными для нас, провинциалов.
    Уже позже, когда мы подружились, я стал внимательно изучать эту тему и глубоко проникся ею, она вошла в мою жизнь. Я всегда, когда бывал в Москве, заходил к нему в мастерскую. Кого там только не было - все лучшие писатели, ученые, музыканты собирались у Клыкова: и Распутин, и Белов, и Куняев...

    Что в его жизни было самым главным?
    Он сильно ратовал за возрождение казачества и возлагал на это большие надежды. Он много тратил сил, собирая казачьи круги. И не зря казаки выбрали его своим генерал-лейтенантом. Но главное в нем то, что он мощный православный художник, который объединил всех: и казаков, и крестьян, и русскую интеллигенцию. Он ведь не имел опоры - какой-то партии или общества... Единственное место, куда он потом пришел, это был Фонд Славянской письменности и культуры.
    Я всегда поражался его высокой образованностью. Он же скульптор, каменотес, печник, т.е. тот, кто строит и строит. Я не мог понять, когда же он успевал читать? Он дружил с крупнейшим ученым, академиком Никитой Толстым, с которым они были «на равных», обсуждая разные темы.
    Слава с детства отличался склонностью к философии, он имел врожденный интеллект и умел грамотно говорить, а стал скульптором. Но он выше, больше, чем скульптор, он - гармоничная личность, о судьбе которой придется еще долго размышлять. Божий посланник был среди нас, и как же счастливы мы что жили вместе с ним!
    Мы еще не осознали его уход и одновременно не осознали наше пребывание с ним. Он дал нам хорошую выучку: выучку духа, прежде всего высокой нравственности, высокого патриотизма. Он преподал всем нам урок любви к Русской земле, к Отечеству, к Царскому Престолу, помог понять, что власть в народе должна быть уважаемой. Нет уважения к власти - нет страны, а есть разброд и шатание. Вот отсюда произрастает его идея Самодержавия, идея, что только в стране с Православной Монархией воцаряется гармония, а в любой другой демократической европейской стране, где вера ничего не значит - действуют лишь бездуховные проявления демократических законов. России необходимы такие, убежденные в своей правоте лидеры, как Клыков. В вопросах Монархии он мог убедить кого хочешь - вплоть до президента и Патриарха, потому что за ним стояла правда.

    Готовы ли были люди в то время услышать голос правды Клыкова, его призыв к борьбе за возрождение России?
    Нет, не готовы. Вот если бы сейчас... Этапы перестройки были чудовищные: и распад Союза, и всплески деятельности Ельцина с его бунтарским духом разрушения... Почему за ним пошел народ - до сих пор остается загадкой. На страну обрушился непонятный поток отрицательных течений. В это время, когда и Православие только-только распрямляло плечи, Клыков пытался прорваться своей мощью, своим творчеством.

    Вячеслав Михайлович во многих своих выступлениях говорил о покаянии русского народа...
    Я несилен в богословии, но знаю, что покаяние всегда спасает. Что такое исповедь? Это основа Православия, это - Покаяние. Но греховен ли весь народ? Греховен, когда допустил казнь императора Николая II. А с другой стороны, он - обманутая жертва. Каяться надо, конечно, в том, что мы не сохранили власть, дарованную нам Богом. Но ведь покаяние предполагает и действие - призыв к тому, чтобы идти дальше. Если мы ни один шаг не сделаем к исправлению этой ситуации - смысла нет, а нам сейчас не дадут этого сделать. И Слава это понимал, страдал от того, что его не слышала власть, когда он бился изо всех сил.

    Вы не могли бы припомнить какой-нибудь яркий радостный день в жизни Вячеслава Михайловича?
    Высший пик радости, я думаю, в его жизни был, когда он поставил памятник преподобному Сергию Радонежскому в Радонеже. Как тяжело все шло: недоброжелатели выкапывали постамент, арестовывали скульптуру на пути к воздвижению ее на место, и все-таки памятник Преподобному был установлен, и Слава чувствовал себя самым счастливым человеком в эти дни. Помню, мы сидели в его мастерской до пяти утра и говорили только о том, что мы их победили и первыми сказали о том, что наша страна Православная. Второй яркий радостный момент в его жизни - 9 мая 1995 г., когда одновременно в двух местах открывались его изваяния. У Исторического музея открывали памятник Г. К. Жукову, а на Прохоровке - Звонницу. Утром он находился на трибуне в Москве, потом улетал в Белгород на Прохоровское поле, где открывали Звонницу. Я был вместе с ним и снял фильм, который называется «Непокоренная Россия», где в финале звучит большой монолог Клыкова, в котором он сказал, что «с этого места русские не должны больше отступать».

    Громко о русском патриотизме в эти годы первым заявил Вячеслав Михайлович, не так ли?
    Я бы сказал, так: в творчестве. Да, в творчестве клыковский патриотизм был наиболее значимым в то время. Он проявился во всех его работах, но, конечно же, он проявлялся и в общественной деятельности. Слава ведь одно от другого не отделял. Что делало тогда кино, в том числе и я, как представитель кинематографа? Мы занимались только разрушением. А именно: ломали старое, как отжившее, которое не принесло успеха народу, а Клыков, не переставая, говорил: «Корни наши мощные, тыл исторический, патриотизм идет из глубины веков. Мы тысячелетнее государство и 1917-й год - это роковая ошибка, но дух наш не иссяк». Вспоминая и Шукшина, и Шолохова, и Бондарчука, патриотизм в музыке Свиридова, Рахманинова, он говорил, что «патриотизм не может идти волной, он - преемственность и основа обетования нашего народа».
    Своим примером, своей публицистикой, работами провозглашал эту идею, он был глашатаем. И все в нем было органично. В чем главная заслуга Клыкова? Не только в красоте его работ, которая выражена Богом через его руки, он первый из православных художников-скульпторов заявил идею Православия, огласил ее как концепцию. Он всегда говорил, что «если нет православной темы в скульптуре - нет и самой скульптуры».

    Очевидно, Вячеслав Михайлович по духу был близок к тем русским героям, которых он воспевал в своем творчестве. Как это проявлялось в его личной жизни?
    Я расскажу вам об одном знаковом случае, это произошло лет пять назад.
    12 июля мы ехали в Прохоровку для того, чтобы встретиться с ветеранами в день памятного танкового сражения на Прохоровском поле. Была уже поздняя ночь, и где-то часов в двенадцать мы подъехали к Звоннице, где нас поджидало начальство, а я говорю: «Слава, скажи всем, чтобы ехали, устраивались в гостинице, а мы с тобой вдвоем останемся ночевать у Звонницы. Утром встретим рассвет, тот самый военный рассвет, когда наши танки встретились с немцами и отстояли сражение. Давай, ощутим то время». Он сказал: «Гениально!» И когда мы уже встретились с администрацией города, он поприветствовал всех, поблагодарил и сказал: «Устраивайтесь все в гостиницу, накормите людей, а мы с Николаем едем к Звоннице, будем спать там».
    Нас, конечно, не все поняли, но мы взяли одеяла, консервы и остались вдвоем. Ночь была теплая-теплая. Конечно, мы не спали, о многом говорили. Утром солнце осветило Звонницу, и мы представили себе тот страшный кровавый военный день. И вдруг он меня спрашивает: «Вот ты бы пошел сейчас гореть в танк, как наши отцы горели?» Я ответил, что пошел бы, что я такой же духом, у меня отец погиб на фронте, я детдомовец. Он сказал: «И я. Но ты знаешь, я только боюсь за детей, они бы, наверное, не пошли, они не отстоят такой бой». Меня эта фраза поразила. А потом он добавил: «А виноваты мы с тобой, наша страна виновата». Вот такие были его слова, он сказал правду, не побоялся.

Панихида у могилы В.М. Клыкова в годовщину его смерти 2 июня 2007 г.

    Как вам живется без Вячеслава Михайловича?
    Я вам странно отвечу. Не могу сказать, что плохо мне живется без него, нет, но я освободился от физического, юридического лица, я приобрел дух, дух такой мощный. То есть он сейчас не реальный мой друг, которому надо позвонить, зайти, поздравить с днем рождения... Все это снято. Он для меня сейчас ценен, потому что он меня ведет даже больше, чем живой, как ни странно. Конечно, я поплакал, ведь уже год прошел, но сейчас он для меня имеет высочайшую ценность. Он - там, он определился, вся шелуха спала. Он мне близок, и я его ни с кем не делю, он духом рядом и помогает мне.

    Николай Филиппович, у Вячеслава Михайловича было много врагов?
    Конечно, и тайные были, а он им открыто говорил: «Чем это, ребята, вы сейчас занимаетесь? Ведь ничего не изменилось, только более усовершенствованно ведутся козни против России». Дело в том, что мы пока страну нашу не отвоевали, страну русскую, православную, державную, потому что мы основополагающая нация в России. Будем мы здоровы, и другие малые нации будут здоровы.
    Но все-таки, он выходил на трибуну, спорил, утверждал, будоражил, а сейчас «тишь да гладь». Тогда у него была цель - восстановить православный патриотизм, дать патриотизму легитимность и возродить русскую национальную культуру. И в этом направлении шла борьба. Он любил свое Отечество и всегда хотел жить по вере, по ее традиционным канонам, Господом Богом данным законам. Человек, который обхаивает, продает, уезжает, скупает, перепродает - не любит свое Отечество. Надо было менять эти нормы, вокруг этого и шла борьба. Вячеслав Михайлович был сильным внутренне, нравственно, физически, был генетически крепким человеком, и мне всегда казалось, что он не должен болеть.

    Вам снится Вячеслав Михайлович?
    Снится, я даже разговариваю с ним во сне. У меня висит его портрет, когда-то им подписанный так: «Коле, другу», запятая, причем такая резкая, видимо подумал-подумал, и вдруг написал - «брату, Слава». Я же детдомовец, и мне тяжело было в жизни, не было опоры. Отец погиб на Курской дуге, а мать умерла вскоре после родов. Выслали меня с детдомом в Казахстан, в котором я и прожил 15 лет. В результате чего прекрасно говорю на казахском языке. В аттестате зрелости пятерка стоит по казахской литературе и языку и тройка по русскому. Русский язык преподавался как иностранный. И возвращение на родину для меня было через язык. Я всегда себя чувствовал одиноко на земле, и вот представляете, уже в зрелом возрасте, уже стареющий человек вдруг находит такого друга и брата. Я по нраву ему подошел, и он мне тоже. Сколько Слава дал мне интересных замыслов к фильмам, и, главное, я почувствовал в нем брата. Я мог ночью приехать, когда трудно было. Дружба была потрясающая. Друзей у меня много, но такой друг и брат один.

    Снимали ли Вы какой-либо фильм с участием Вячеслава Михайловича?
    С его участием у меня две маленькие документальные работы: когда закладывали камень для Звонницы и «Третье поле России». Термин «Три поля России» родился одновременно и у меня и у него. Когда я был еще журналистом, я всегда говорил о трех полях России: Куликово, Бородино и Курская дуга. А когда со Славой познакомились, возникло Прохорово поле с идеей поставить там Звонницу, он говорил, что «по образу и подобию Куликову полю, Бородино должно по вертикали зазвучать с Прохоровым полем».
    Мы не верили, когда закладывали камень, ведь мы же были совсем не воцерковленные, а он был с рождения воцерковлен. Вот в чем дело! Наша беда была в том, что мы понимали веру не так как надо. Ведь так себя надо было ломать, чтобы осознать веру не как знание, не как явление, как историю, а как суть, как духовное состояние. Ведь без этого нет смысла в жизни.
    Заслуга Славы состоит в том, что он помогал всем нам не только творчески, но, прежде всего, помогал стать настоящими христианами. Его сила убеждения, сила веры в Бога была настолько глубока и сильна, что она оказывала на всех нас большое влияние. Анатолий Шишков, его друг, скульптор, тоже поначалу о Православии понятия не имел, а под влиянием Славы он стал одним из лучших в стране православных скульпторов. Как важно помочь человеку вернуться на ту дорогу, по которой он должен идти.
    Вера в Бога и жизнь по вере помогает человеку увидеть правду - в этом и состоит задача художника. Так вот, у нас было ремесленничество, а духа не было. И наши все произведения были безжизненные. Вот я сейчас сделал фильм о Свиридове и, конечно, благодарю Клыкова за его глубокую помощь в моем духовном росте. Прошло двадцать лет, как я начал делать этот фильм.

    А о Вячеславе Михайловиче будете делать фильм?
    Буду, но пока не знаю как. Тяжело снимать фильм о близком мне человеке: ответственность великая. Я живу открытием его как человека, но как отобразить в фильме все главное? Наверное, главное - это он сам. Что я скажу об этом человеке вам, моим детям? Я должен это все как-то сложить. Возможно, через год приступлю...

    А что Вы снимаете сейчас?
    Пока ничего, но хочется сделать фильм на тему «Великие песни и песенники России». Цикл, в котором первая часть будет посвящена колыбельной песни матери. Это и есть та самая «великая песня России», с нее все начинается. Почему все колыбельные песни мира грустные? Плакать хочется. Почему, когда поет мать, убаюкивая дитя, становится грустно? Я долго про это думал, искал, читал и понял, что она ему выговаривает предназначенный ему век, которым ему предстоит прожить.
    Сто раз выговаривает про то, что сложная будет жизнь. Она выговаривает ему и про свою непростую жизнь. В колыбельной воспевается добро, а для меня, детдомовца, главное, что младенец, привыкший к голосу матери, засыпая, уже привыкнув к голосу, видит ее лицо, лицо матери. И насколько он запомнит его, настолько он будет хорошим человеком. А запомнив лицо матери, он запомнит лицо Родины, своего рода. В простой колыбельной песенке проявляется жанр народной педагогики. А потом возьмусь за неумолкающие песни Виктора Бокова. Третья часть будет про солдата, который шел на войну.
    Маршал Жуков однажды сказал, что Победу нам обезпечили три песни: «Священная война», «Дороги» и «Соловьи». Все должно работать на подвиг. Ведь немцы за всю войну не создали ни одной песни, кроме шлягера, который пела Марлен Дитрих. Они разрушители, поэтому ничего не могли придумать. Мировой кладезь - это русская культура. За годы войны появились такие до сих пор не забываемые песни: «Темная ночь», «Катюша», «Землянка»...

Храм Покрова Божией Матери, воздвигнутый В. М. Клыковым в его родном селе Мормыжи

    Николай Филиппович, не было ли у вас хоть какого-нибудь малейшего чувства зависти по отношению Вячеславу Михайловичу?
    Зависти? Никогда! Я его любил. И он сам никогда никому не завидовал. К тому времени как мы познакомились, я уже состоялся как режиссер. Но для меня он все равно является образцом и примером в искусстве, как старший брат. Я не умею отстаивать свои позиции так, как это делал он.
    Соперник всем настоящим художникам-патриотам - это нерусская власть и ложный строй страны. Мы отстаиваем свое, и хочу, чтобы меня понимали так, как я выражаю свое: землю, жизнь своего отца, погибшего на войне, свою мать, свою деревню. Мы хотим иметь свою русскую власть, но нам не дают сказать, какую мы хотим иметь власть, а как тогда мы можем ее получить?
    Русский человек, не имея власти, не имея собственности, не имея веры, не имея земли - никто. И постепенно у нас все отбирают. Это трагедия, и на этой боли мы все объединялись вокруг Клыкова. Мои взгляды - это его взгляды. Единственное, чему я могу позавидовать, так это его прозорливости: случилось так, как он пожелал - его похоронили на родине рядом с воздвигнутым им храмом. Я молюсь за него, как за старшего брата. Он - боец. Вечная ему память.

Беседовала
Алевтина Бирюкова

Один старец поведал своему ученику, что он, будучи еще в миру, однажды был вгостях вечером в одном великосветском доме. Удалившись в одну из комнат дома, он начал беседовать на религиозную тему и коснулся рассуждений о смерти. Как видно, беседа привлекла внимание многих, и они слушали, что говорил будущий старец, тогда почти молодой человек. Во время беседы пришел в комнату один господин и, вслушавшись, о чем идет речь, сказал одной даме: «Какая вам охота слушать эти разговоры о смерти?» Нисколько не смутившись упреком, дама ответила: «В беседе с... о смерти заключается жизнь!» Тот, услышав такой ответ, замолчал. И действительно, справедлив был ответ. Благие мысли и стремления говорившего о смерти привели его Промыслом Божиим в обитель для спасения души, для уготовления души к вечной жизни.     «Помни последняя твоя - и вовеки не согрешишь» Из записей прп. исповедника Никона Оптинского (Беляева)