Отечественная война Двенадцатого года

Бородинское сражение

Продолжение. Начало в №18(60)

А. Шепелюк. На командном пункте в день Бородинского сражения

    Сейчас в полной мере можно оценить «дела минувших дней и старины глубокой» первой Отечественной войны. Блестяще был осуществлен стратегический отход. Воистину, «большое видится на расстоянии!» А в то время это общее отступление русских войск в целом представлялось участникам совсем в ином свете и не могло не вызывать недовольства командующим, как в войсках и населении, так и в правительственных кругах. Барклая де Толли обвиняли в нерешительности и даже трусости. За сохранение армии он расплачивался честью и своим полководческим авторитетом. Солдаты меж собой называли своего командующего: «Болтай, да и только!» Несдержанность и горячность при этом проявлял командующий 2-й армией генерал Багратион, он рвался дать скорее генеральное сражение во что бы то ни стало, чем импонировал войскам. Солдаты величали Багратиона: «Бог рати он!» Но генеральное сражение давать было преждевременно. Ведь на карту была поставлена честь и слава России, и рисковать всей армией в тех условиях было недопустимо. Вынужденный дать большое сражение под Смоленском, где с обеих сторон было потеряно примерно по 20 тыс. войска, Барклай опять оставил полностью сожженный город. Он вновь отдал приказ на отступление.
    А тем временем по России шел сбор ополчения на подмогу армии. «В первую голову было велено собрать ополчение в губерниях Тверской и Ярославской - по 12 тыс., в Владимирской, Рязанской, Калужской и Тульской - по 15 тыс., а Московская губерния выставила 32 тыс. Итак, собралось ополчение в 116 тыс.»¹² «<.. .> Но так как недостаточно было ружей, то их (т.е. ополченцев) вооружили пиками, безполезными и безвредными», - писал губернатор Москвы Ростопчин¹³.
    По повелению Александра I 5 августа в Петербурге состоялся комитет, на котором главнокомандующим армиями был назван генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов. В июле дворяне уже избрали его начальником петербургского ополчения. «Между тем все в один голос кричали, что место его не здесь, что начальствовать он должен не мужиками петербургской губернии, но армией...»¹⁴ «Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий голос»¹⁵, - писал сестре Александр I. Михаилу Илларионовичу Кутузову было уже 67 лет. В генералы он вышел еще при Румянцеве и Суворове. Два раза он был тяжело ранен. Глаз у него выбит турецкой пулей в битве под Алуштой в Крыму, когда ему было 29 лет. Суворов при штурме Измаила называл Кутузова своей правой рукой и назначил комендантом взятой крепости. В 1805 г. он считался главнокомандующим австрийской и русской армиями и всеми силами противился желанию Александра I, находившемуся при армии, дать генеральную битву Наполеону. Битва под Аустерлицем была им проиграна. «Теперь ему (Кутузову) пришлось стать во главе всех боевых сил, руководить на безпредельных пространствах несколькими сотнями тысяч против нескольких сотен тысяч противника и при крайнем напряжении национальных сил Русского государства спасти или погубить это государство»¹⁶.
    И вот 29 августа Кутузов прибыл в Армию. Встреча с войсками состоялась в Царевом Займище, расположенном на Смоленской дороге в одном переходе от Гжатска. Вот как описывает эти события непосредственный их участник, талантливый военный теоретик и офицер с немалым боевым опытом Карл Клаузевиц. Именно его труды как достаточно авторитетные часто цитируются в данной статье: «В армии по этому поводу была великая радость. До сих пор, по мнению русских, дела шли плохо; таким образом всякая перемена позволяла надеяться на улучшение. Между тем относительно боевой репутации Кутузова в русской армии не имелось единодушного мнения: наряду с партией, считавшей его выдающимся полководцем, существовала другая, отрицавшая его военный талант; все, однако, сходились на том, что дельный русский человек, ученик Суворова, лучше, чем иностранец, а в то время это становилось особенно необходимым.
    Барклай не был иностранцем: сын лифляндского пастора, он и родился в Лифляндии; Барклай с ранней молодости служил в русской армии, и, следовательно, в нем ничего не было иностранного, кроме его фамилии и, правда, также акцента, так как по-русски он говорил плохо и всегда предпочитал немецкий язык русскому»¹⁷. Это довольно интересное для нас замечание бывшего прусского офицера Клаузевица свидетельствует, насколько монолитно-русским по духу представлялся глазам иностранца многонациональный состав старой русской армии.
    Солдаты восторженно встретили нового главнокомандующего, известного всей России, и меж собой поговаривали: «Пришел Кутузов бить французов!» «Кутузов <...> прошел через Гжатск, который, как и Вязьма был подожжен <.. .>» - описывает поход Клаузевиц. (Заметим, попутно, что уже и в те времена практиковалась «стратегия выжженой земли». Напомним слова из речи Сталина от 3 июля 41-го: «<...> не оставлять врагу ни килограмма хлеба, ни литра горючего»)¹⁸. И далее вновь цитируем Клаузевица: «<...> 3 сентября (по старому стилю) (Кутузов) занял позицию под Бородино, показавшуюся ему достаточно хорошей, чтобы принять на ней сражение. На этой же позиции войска тотчас же возвели укрепления»¹⁹. Бородино находилось в 108 верстах от Первопрестольной.

В.В. Верещагин. Наполеон I на Бородинских высотах

    К тому времени «великая армия» великого полководца заметно поредела. Если при вторжении в Россию в корпусах Даву, Нея, Богарне, Понятовского, Жюно и императорской гвардии, т.е. в войсках, которые действовали на московском направлении, насчитывалось около 280 тыс. человек, то перед Смоленском их было только 200 тыс., а спустя две недели - всего 135 тыс. человек. За два с половиной месяца французская армия уменьшилась вдвое²⁰. Накануне битвы князь Кутузов велел пронести вдоль всего строя русских войск чудотворную икону Смоленской Божией Матери, спасенную усердием русских воинов из обгорелых развалин Смоленска. Тысячи благочестивых воинов падали перед иконой на колени, творя крестное знамение и молясь с горячим усердием. Помолившись, солдаты стали тихо готовиться к бою: надевали чистое белье и чистили оружие. Все делалось спокойно и в глубоком молчании, и когда перед ужином солдат стали созывать к обычной чарке водки, многие из них отвечали: «Благодарствуем. Не к тому готовимся. Не такой завтра день!»²¹. На другой день произошла Бородинская битва, самая кровопролитная за всю мировую историю человечества. Целые полки ложились под огнем неприятеля. В иных полках оставалось по несколько десятков солдат. В других - все старшие офицеры были перебиты, так что полками командовали капитаны и даже поручики. В то время как на середине поля кипела такая ожесточенная борьба, на левой стороне русской армии французы стали одолевать русских, не мужеством, но множеством. Князь Багратион был смертельно ранен и сдал командование генералу Дохтурову. Этот генерал сел на барабан под пулями и ядрами так же спокойно, как у себя в палатке, и кричал солдатам: «Умирать всем! Ни шагу назад!»²². И солдаты умирали за Царя и за Русь Православную. Какое нужно было иметь мужество, чтобы по своей доброй воле, осознанно, размеренным строевым шагом идти под картечь! Какая сила Духа! Какое подвижничество! Это при Троцком и при Сталине зачастую приказы военачальников подкреплялись пулеметами заградотрядов, стоящих позади обороняющихся или наступающих войск. Что и говорить: «Другие времена, другие нравы»! Другими стали и методы.

В.В Верещагин. Конец Бородинского сражения

    Бородинская битва обезкровила «непобедимую» армию. Предоставим слово еще одному участнику сражения, русскому офицеру Федору Глинке. Строки эти написаны на третий день после Бородинского Побоища: «Я был под Аустерлицем, но то сражение в сравнении с этим - ошибка! <...> Французы метались с диким остервенением; русские стояли с неподвижностью твердейших стен. Одни стремились дорваться до вожделенного конца всем трудам и дальнейшим походам, загрести сокровища, им обещанные, и насладиться утехами жизни в древней и знаменитой столице России; другие помнили, что заслоняют собой эту самую столицу - сердце России и мать городов. Оскорбленная вера, разоренные области, поруганные алтари и прах отцов <...> вопияли о мщении и мужестве.
    Сердца русских внимали священному воплю сему, и мужество наших войск было неописано.
    ...Сколько потоков крови! Сколько тысяч тел! „Не заглядывайте в этот лесок, сказал мне один из лекарей, перевязывавший раны, - там целые костра отпиленных рук и ног!" В самом деле, в редком сражении из прошлого века бывало вместе столько убитых, раненых и в плен взятых, сколько под Бородином оторванных ног и рук. На месте, где перевязывали раны, лужи крови не пересыхали. Нигде не видел я таких ужасных ран. Разбитые головы, оторванные ноги и размозженные руки до плеч были обыкновенны. Те, которые несли раненых, облиты были с головы до ног кровью и мозгом своих товарищей²³.
    Бородинское сражение не решило стратегической задачи, но лишило Наполеона свободы маневра. В селе Фили на военном совете в крестьянской избе Главнокомандующий русской армии князь Кутузов твердо сказал: «С потерею Москвы не потеряна Россия. Первою обязанностью поставляю сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к нам на подкрепление. Самым уступлением Москвы приготовим мы погибель неприятелю. Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор останется надежда счастливо довершить войну, но по уничтожении армии и Москва, и Россия потеряны. Приказываю отступать»²⁴. Русская армия уступила Москву без боя. Потеря Москвы дала выигрыш во времени, что позволило изменить соотношение сил и обезпечить в конечном счете победу.
    (Эта историческая изба, в какой происходил военный совет под председательством Кутузова, уже с середины XIX в. считалась достопримечательностью. Русские офицеры по собственному почину на свои средства поставили памятник и содержали в порядке это дорогое для каждого русского место, где решалась судьба России. Рядом была возведена церковь. Так чтили наши предки подвиги своих отцов и дедов. Нас, школьников, помню, водили в Кутузовскую избу на экскурсию. Это было лет 40 назад. Не помню, действовала ли церковь, но в эту Кутузовскую избу нас заводили, показывали, где сидели генералы. Не так давно эта изба находилась в весьма плачевном состоянии. Недавно ее восстановили. Памятник-обелиск, был установлен в 1893 г. офицерами гренадерского корпуса. Настоящими русскими!)

    ¹² Клаузевиц К. 1812 г. Калуга, Штрих-тон, 1997. С. 138.
    ¹³ Переписка императора Александра I с сестрой, вел. кн. Екатериной Павловной. СПб. 1910. С. 82.
    ¹⁴ Клаузевиц К. 1812 год. Калуга, Штрихтон, 1997. С. 63.
    ¹⁵ Там же. С. 61
    ¹⁶ Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского союза. М.: Воениздат, 1949. С. 15.
    ¹⁷ Клаузевиц К. 1812 год. Калуга, Штрихтон, 1997.С. 63.
    ¹⁸ Жилин П.А. Михаил Илларионович Кутузов. М.: Воениздат, 1978. С. 154.
    ¹⁹ История России Энциклопедия, АСТ: АСТРЕЛЬ. 1999. С. 291.
    ²⁰ Там же. С. 293.
    ²¹ Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. Киев: Днипро, 1991. С. 38-39.
    ²² Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны 1812 г. СПб, 1840. Ч. 2. С. 285-286.
   ²³ Коленкур А. Мемуары. Поход Наполеона в Россию. Таллин-Москва. С. 328-329.
   ²⁴ Клаузевиц К. 1812 г. Калуга, Штрихтон, 1997. С. 156-158.

Порохин С.А.,
полковник запаса,
кандидат философских наук

Продолжение в след. номере