На западном рубеже славянства

 «ЕСЛИ СЕРБИИ СУЖДЕНО БЫТЬ ЗЛАТЫМ КОПИЕМ СЛАВЯНСКОГО МИРА, РЕСПУБЛИКА СЕРБСКАЯ СТАНЕТ ЕГО СТАЛЬНЫМ ОСТРИЕМ, НАПРАВЛЕННЫМ В САМОЕ СЕРДЦЕ ДРЕВНЕГО ХРИСТОНЕНАВИСТНИКА...»

Продолжение. Начало в № 18 (60)

    На границе с Республикой Сербской наш автобус тщательно осматривают сербские таможенники. Проверяют паспорта и визы у пассажиров. Еще несколько десятков метров - и мы, преодолев нейтральную зону, въезжаем на территорию первого в новейшей истории Европы православного государства. В салон входит стройная светловолосая девушка в полицейской униформе. Ее открытое славянское лицо доброжелательно и приветливо, в голубых глазах отражается синева родного боснийского неба: «Добро пожаловать в Республику Сербскую! Визы? Зачем? Мы и так видим, что приехали наши братья-славяне».

«СЕРБСТВО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО И ПРЕЖДЕ ВСЕГО!»

    Без всяких утомительных процедур, отвечающих «общечеловеческим стандартам», которые с каждым годом становятся все безтолковее и изощреннее, особенно на границах тех государств, где - в отличие от Сербии - власть принадлежит кучке инородцев, угнетающих и унижающих коренное славянское население, мы в считанные минуты преодолеваем символический кордон (для нас он - мост, связующий единокровных и единоверных братьев, европейское прошлое и настоящее, но для тех, чьи лица не озарены «гиперборейским светом» (Милош Црнянский) и у кого нет креста на груди, может в мгновение ока превратиться в стальной занавес) и въезжаем на боснийскую землю. По пути гораздо чаще, чем в собственно Сербии, попадаются новые храмы в византийском стиле. Как правило, все они построены совсем недавно: при Караджиче и уже после его официальной отставки. Есть и более старые, в «боснийском» стиле, чем-то напоминающие архитектуру Воеводины. (Потом, в горах, мы увидим и знаменитые бревенчатые церкви, характерные для западных краев. Сербы строили их в глухих, укромных местах в пору жесточайшего османского гнета, сравнимого лишь с иудейским игом при Тито и Моше Пияде. Кряжистые и неприметные, как соседние деревья и скалы, эти церквушки часто были снабжены потайными выходами и бойницами). Дома практически ничем не отличаются от тех, что остались на восточном берегу Дрины: такие же черепичные крыши, добротные стены; крепкие крестьянские хозяйства на балканской земле как бы говорят всем своим видом: смотрите, у нас «коллективизация» сразу захлебнулась, потому что мы недрогнувшей рукой забили осиновый кол в смрадную пасть разным cвердловым и кагановичам, раскатавшим было толстые «африканские» губы на нашу славянскую землю. Свобода, совсем недавно завоеванная здесь немалой кровью, чувствуется, впрочем, еще сильнее. Это - сербская Босния. Тут нет и не может быть места демократическим иллюзиям.
    «Српство изнад свега и испред свега!» («Сербство превыше всего и прежде всего!») - красноречиво глаголют настенные надписи. Белокурые дети - таких немало встретишь в Западной Сербии - уверенно смотрят на вас васильковыми, родниковой чистоты глазами. Суровые скалы вдали, напоминающие античные профили их матерей и отцов, надежно прикрывают золотые спелые нивы от гнилого дыханья сефардского Юга и ветров аравийских пустынь, а также от тлетворных отныне бризов Атлантики. Это - Европа.
    В маленьком городишке бросается в глаза штаб-квартира Радикальной партии, чей лидер Воислав Шешель, не догадавшийся в свое время укрыться на самой свободной и независимой сербской территории, томится сегодня в том же гаагском застенке, где кагал уже умертвил несчастного Слободана Милошевича, до конца верившего в «общечеловеческие ценности». Что ж, далеко не всем даже на этой героической земле дана сила и мудрость Радована Караджича, открыто бросающего вызов тайне беззакония. Впрочем, сербский народ и общество не обезглавишь. Здесь каждый знает лежащую перед ним цель и свою конкретную задачу. Эмблема радикалов - двуглавый Белый Орел. Не ощипанная псевдодержавная курица, но - мощный, поистине имперский. Два меча у него - на американо-сионистскую ядовитую гидру и на подколодную гадюку экуменизма. «Орлами» окрестили сербы даже устаревшие российские МИГ-и. В роковом 1999 г. один из них, управляемый подполковником Животой Джуричем, уже объятый пламенем, расстреляв весь боекомплект, протаранил американский бомбардировщик, навсегда похоронив мечту гарлемско-брайтонских выродков достичь Белого города...
    Надежные и прочные, несмотря на шрамы огненных лет, дороги ведут все дальше на запад. В далеком и полном надежд 1992 году они гудели под стальной танковой лавой. Легендарный генерал Ратко Младич собрал все силы в бронированный кулак, чтобы навсегда сделать Боснийский Брод просто сербским Бродом (так зовется он и сегодня, в пору, когда сам Младич вынужден скрываться от сионистских ищеек, с бешеной одержимостью идущих по его и Караджича следу, несмотря на гибель уже не одной «группы захвата»). В голубых глазах этого мужественного и простого человека, бывшего коммуниста, воцерковившегося уже в зрелые годы под влиянием своего Президента и верховного главнокомандующего, я прочел тогда ту древнюю мудрость и решимость, какую многие его ровесники читали в небесной синевы взоре преподобного Иустина. Благостна и мягка кроткая лазурь славянского неба. Но в грозную пору синь эта приобретает стальной отлив, руническим молниями вспарывая утробу ближневосточному зверю и попа-ляя небесным огнем коварство и злобу века сего.
    Наш мирный автобус едет по пути, коим пятнадцать лет назад шли сербские танки с православным крестом на броне взамен счищенной масонской звезды. «Крестоносный серб был везде - и до конца главным поборником войны против полумесяца», - напоминает нам святитель Николай Сербский (Сербский Народ как Раб Божий, гл. 77). Из Белграда мы выехали примерно в 13.00, сейчас на часах 17.45 по местному времени. Брчко... Самое узкое и уязвимое место на территории Республики Сербской. Когда-то хорваты и мусульмане с двух сторон, при поддержке американской авиации, пытались прорвать «коридор» и рассечь надвое православное государство. Не получилось. Не помогли даже предательские удары в спину сербам, нанесенные Ельциным и многочисленной родней Наины Иосифовны. (Помню туманные обещания, которыми отделывались российские политики от посланцев сербской Боснии во время очередной закрытой встречи в стенах Госдумы. Покойный Драгош Калаич сказал тогда, выходя из пропахшего тонкими ароматами Мертвого моря душного кабинета: «Отныне мы можем надеяться только на Христа Бога и на славянскую кровь в наших жилах...»).

ТВЕРДЫНЯ ИМПЕРСКОГО ДУХА

    Уже поздно вечером, когда окрестные горы окутала густая тьма, мы приехали в Баня Луку. В столице полуторамиллионной Республики Сербской проживает в настоящее время почти З00 000 жителей (включая население предместий). Это немало по здешним меркам, особенно если учесть, что с беженцами, осевшими тут со времен агрессии 1995 г. (когда пала преданная Ельциным Республика Сербская Крайна), будет еще больше. Как минимум на 50 000, по словам епископа Банялуцкого Ефрема.

Баня Лука. Храм Христа Спасителя

    Владыка Ефрем радушно принял нас в своей резиденции, напоминающей настоящий дворец. («А как вы думали? У нас здесь Православие - государственная религия, как в средние века, при Неманичах; это вам не Белград. Но мы и за тучные нивы, и за палаты каменные, и за золото крестов - за все платили и платим нашей кровью, первыми встречая ненавистников имени Христова на западном рубеже славянства».)
    Храм Христа Спаса в центре Баня Луки - к нему ведет улица, называемая в народе Господской, - поражает своим великолепием. Каждый камень редкой породы изумителен по красоте и филигранной отделке, не говоря уже о том, что специально доставлен сюда издалека. Колокольня с золотым куполом видна практически из любой точки города, это самое высокое здание в столице. («Чтоб ни один минарет не мог и близко равняться! Мы ведь мечети не рушим, но место свое они знать должны!») Она выше не только московского Храма Христа Спасителя, но и Храма Святого Саввы в Белграде. В Храме Христа Спаса давно уже совершаются богослужения, однако строительство все еще не завершено до конца, поэтому кафедральным собором по-прежнему остается Церковь Пресвятой Троицы, что возле резиденции епископа.
    Троицкая церковь была восстановлена в 70-е гг., несмотря на многолетнее противодействие титовского коммунистического режима с лицом Моше Пияде и Цадика Данона (последний, будучи принципиальным марксистом и министром в правительстве, после смерти Иосифа Амброза «вдруг» сделался главным раввином Югославии - И.Ч.), солидарного с вандалами-усташами, память о чьих злодеяниях до сих пор жива в здешнем народе. «Мы никогда не будем жить в одном государстве с хорватами и мусульманами, как бы ни хотели того Америка и Израиль!» - говорят местные жители. Неподалеку отсюда находится Ясеновац, символ чудовищного геноцида, унесшего жизни миллионов православных сербов в годы Второй Мировой войны. В тамошних селах, близ Нижней Градины, почти все пожилые крестьянки постоянно ходят в черном. Поэтому заборы в Баня Луке и расписаны выразительными лозунгами типа: «К ногтю Боснию (т.е. единую Федерацию Боснии и Герцеговины, которая существует как таковая только на политических картах мира, штампуемых, к сожалению, и у нас в стране - И.Ч.)! Да здравствует Сербия (т.е. реальное единство боснийских сербов и сербов из собственно Сербии - И.Ч.)!»
    В Храме Пресвятой Троицы мы поклонились честным мощам епископа Банялуцкого Платона. Священномученик Платон пострадал от безбожных усташей в 1941 г. Он не захотел оставить свою паству, хотя католическое духовенство и предлагало ему безпрепятствен-ный выезд из города. Изуверы подвергли Владыку страшным пыткам и издевательствам, а затем умертвили и бросили в реку Врбас. Однако волны сами вынесли тело страдальца на берег. Уже тогда в народе, страдавшем под гнетом хорватских усташей, а позднее местечковых коммунистов, распространилось почитание священномученика.

Баня Лука. Церковь Пресвятой Троицы

    Баня Лука - град святого апостола и евангелиста Луки. Слово «баня» имеет в сербском языке значение прежде всего благодатного, «курортного» места. Знаменитая гора Бань Брдо над городом славится своими целебными источниками, их здесь великое множество, больше чем в любом другом краю сербской Боснии. Иногда название Баня Лука связывают с седой стариной, напоминающей о древнем Паннонском море и праокеане Тетис. «Лука» по-сербски «гавань». Здесь был положен предел древнему морю, а позднее о те же твердыни разбивались и волны кочевников, накатывающиеся из Азии. В непримиримом противостоянии сошлись на здешней земле суровые Балканы и «влажная Пан-нония», где была когда-то ставка Аттилы, центр аварского каганата и мадьярского присутствия в Европе. От здешних гор рукой подать до равнин Славонии, граница с Хорватией совсем близко. Мы помним, что в римские времена Баня Луку называли Castra. Она и была римским «лагерем», имперским форпостом. Турецко-австрийская крепость под названием Кастел в центре города (такая же, как Калемегдан в Белграде, как Петроварадинская крепость в Нови Саде) стоит на фундаменте более древних и могучих твердынь. «Замок» тоже своего рода символ этого места, Европы и славянского Запада, западного рубежа Православия...
    «Мы очень надеемся, что великий русский народ сумеет построить мощное государство, - сказал нам владыка Ефрем, - и что русских в нем будет гораздо больше, чем сейчас. Так же, как и сербов в Боснии».

Илья Числов,
председатель Общества
Русско-Сербской дружбы

Продолжение следует